passion.ru
Опубликовано 24 марта 2002, 20:16

Что имеем - не храним

В пригородном автобусе наши места оказались рядом. Элегантный, подтянутый мужчина лет пятидесяти рассеянно перелистывал какой-то дамский журнал. Наверное, не самое популярное чтение среди представителей сильного пола, а моему соседу вообще куда больше подошел бы, скажем, “Коммерсант”. В конце концов, измученная любопытством, я достаточно бестактно спросила: “Нравится?” - “Не знаю... Пытаюсь понять... свою жену”.
Что имеем - не храним

В пригородном автобусе наши места оказались рядом. Элегантный, подтянутый мужчина лет пятидесяти рассеянно перелистывал какой-то дамский журнал. Наверное, не самое популярное чтение среди представителей сильного пола, а моему соседу вообще куда больше подошел бы, скажем, “Коммерсант”. В конце концов, измученная любопытством, я достаточно бестактно спросила: “Нравится?” - “Не знаю... Пытаюсь понять... свою жену”.

Понять свою жену, как выяснилось, Владимир Иванович пытался первый раз в жизни. И в последний: в больнице, откуда он ехал, ему сообщили о тем, что Марине осталось от силы месяц. Операция уже бессмысленна. “Ураганный рак” - больные с таким диагнозом встречаются редко, но встречаются.

У моего собеседника не дрожал голос, руки, вопреки литературным канонам, не выдавали скрытого душевного напряжения, и глаза были просто усталыми, а не “переполненными болью”. Его жена знала, что обречена, и держалась, по его словам, потрясающе спокойно. “На нее это похоже - минимум внешних эмоций. Но что она испытывает на самом деле, я не знаю. Стиль нашей жизни - рядом, но каждый сам по себе”.

Тридцать лет тому назад Володя и Марина познакомились на студенческой вечеринке. Познакомились, “закрутили роман”, какое-то время встречались возможно, разошлись бы без особых претензий друг к другу. Но выяснилось, что будет ребенок. Почти перед самым рождением Алешки они оформили свои отношения. И надо сказать, первые годы не слишком об этом жалели. Хотя и оказались во всех смыслах разными людьми. Внешне легкомысленная, эффектная Марина превыше всего на свете ценила постоянство и удобства. Если уж воспитывать ребенка, то по науке, кормить по часам. Если известно, кто и сколько получает денег, то все они должны быть потрачены разумно и экономно. Никаких соблазнов в виде “подвернулось по случаю” или “безумно захотелось” она не признавала. Если муж говорил: “приду в шесть”, это должно было быть именно шесть, а не половина седьмого и тем более не десять часов вечера. Никакие перебои в работе транспорта и внезапные встречи со школьными друзьями в расчет не принимались.

Володя, же, наоборот, при кажущейся солидности и респектабельности, до седых волос оставался романтическим мальчишкой. Забывал о времени с интересным собеседником, забывал о семейном бюджете, если натыкался на нужную ему книгу или сидел в кафе с приятелем. Не терпел “запланированного отдыха на приличном курорте”, предпочитая внезапно сорваться на недельку в самое неожиданное место. Воспитанием сына занимался по принципу “делай, как я” и просто не понимал, почему нельзя накормить ребенка “вне плана”, если он проголодался... И так далее и тому подобное.

Марина медленно, но верно делала карьеру редактора в издательстве художественной литературы. Младший редактор, старший, заведующий редакцией. Росла зарплата, рос престиж в глазах окружающих, росло уважение к самой себе Володя же, при всех задатках незаурядного физика, так и “застрял” в рядовом НИИ. Хотя работу свою, отнюдь не бумажную, любил самозабвенно и за двадцать лет сделал изобретений больше, чем многие лауреаты за всю свою жизнь Только на оформление изобретений, их “пробивание” и получение за это каких то благ ни времени, ни сил не находилось. Никогда.

-Знаете, мы в общем-то неплохо жили. У нас никогда не было вопроса, кто и что должен дона делать. Если я был не в командировке, то в выходные дни занимался магазинами, готовкой, уборкой стиркой. В мыслях не было: “бабские” это дела или нет. Марина этим занималась в будни, а я - по выходным. Да и в остальном я со временем как-то научился к ней прилаживаться. Если не могу прийти вовремя, обязательно позвоню. И она никогда меня не пилила: где был? с кем был? почему от тебя спиртным несет? Правда, я ей тоже лишних вопросов не задавал. Сейчас думаю - перестарались мы с нашей независимостью и отсутствием предрассудков. Потеряли друг друга.

Только две проблемы со временем не сглаживались, скорее, наоборот. Сын и друзья. Алешка рос ласковым, общительным, но безалаберным парнем. Знал, что мама накажет - папа заступится. В крайнем случае, можно будет поплакаться бабушке, и тогда уж точно попадет не ему, а родителям, которые “запустили сына за своими сверхважными делами”. Марина в конце концов смирилась с тем, что проще “на заметить” недостатки сына, чем объясняться со своей матерью по поводу неправильного воспитания. А Володю это тем более устраивало: с дурными компаниями Алешка не связывается, учится прилично - ну и слава Богу.

А вот друзей Володи Марина не воспринимала категорически. Никаких и ни под каким видом. Как нарочно, все они были крайне далеки от ее идеала порядочных мужчин: разводились, снова женились, заводили любовниц, очень любили выпить и совершенно не признавали никакого режима: могли работать ночью, спать днем и звонить в любое время суток. Кроме того, очень любили знакомить Марину с каждой своей новой подругой. Десять лет она терпела молча. Пять лет - высказывала свое отношение ко всему этому открытым текстом. А потом объявила ультиматум: в этом доме могут быть либо твои приятели с их... либо я.

  • Послушайте, вот я вспоминаю последние десять лет, когда уже и Алешка был взрослым, женился, ушел к жене, и теща больше ни во что не вмешивалась, и у нас с Мариной внешне все нормально было. Вспоминаю и думаю: господи, я же жил с совершенно не знакомым мне человеком. Она ведь тоже за тридцать лет изменилась, а я думал, что знаю ее наизусть. Знал, разумеется, что она терпеть не может молоко, а кофе пьет только теплый, от горячего у нее зубы болят. Знал, на каком боку она спит, чем ее лечить, если она простудилась, какой подарок ей сделать ко дню рождения. Зная, что перед Первомаем должен вымыть окна и убрать всю квартиру... И совершенно не задумывался: а чем она живет? Что ее огорчает, что радует? Ведь мы супругами-то были последнее время... ну, липовыми, что ли. К внучке ездили, дни рождения отмечали - все как у людей, семейно, не придерешься. А спали в разных комнатах, иногда несколько дней вообще не виделись: я прихожу - Марина уже спит, ухожу - еще не вставала. По телефону и общались в основном.

Не молоденькие, у каждого своя жизнь, своя, любимая, работа, свои друзья. О разводе, если про себя и думали, то вслух не говорили. Была ли какая-то “личная жизнь” у Марины, сказать трудно: может, была, может, нет. А о себе Владимир Иванович сказал достаточно ясно.

  • Я, конечно, не святой. Но и не мерзавец - несчастной я ни одну женщину не сделал, ребенком никого не наградил, жизнь никому не сломал. Наверное, потому, что не врал и не обещал. Марине я только врать научился, хотя, по-моему, все она понимала и только делала вид, что верит.

Марина и за своим здоровьем следила скрупулезно и фанатично. Ежегодно -полная проверка. Никаких сигарет, никакого алкоголя. Питание - по часам, никакой сухомятки, на ночь - кефир, утром - стакан холодной воды, гимнастика и только потом завтрак. Ну, было, конечно: удаление аппендикса, простуды, какие-то сосудистые явления. И вдруг: ночной приступ то ли печени, то ли желудка, “скорая”,больница, и через три дня приговор: рак в последней стадии.

  • Знаете, скорее такое должно было со мной случиться. И курю, и все остальное... Но Марина... Когда мне врач сказал, я не поверил. Думал - ошибка, перестраховываются, путают... В о5щем, голову в песок - как страус. А потом, когда понял, что все - правда и что Марина знает... Дальше-то что? Как я без нее буду? Без нее... К друзьям сунулся - они, конечно, сочувствуют, утешают, а в глазах вижу вопрос: из-за чего психуешь, старичок? Сам же говорил, что семейная жизнь не сложилась. Погорюешь, мол, и начнешь все заново - какие твои годы... А я не хочу заново, понимаете, не хочу! Вернее, хочу с Мариной - не заново, а по-другому. С того места, где остановилась, но по-другому.

И потом, что значит “не сложилась” семейная жизнь? Она ведь сама по себе сложиться не могла, тут самому нужно поработать. И вот это, если хотите, именно мужское дело - построить дом, сложить семью. Женщина и в доме, и в семье должна только чистоту поддерживать, тепло создавать. А я считал, что если ковры выбиваю и картошку приношу - все нормально, больше ничего и не надо. И даже не пытался понять, кто живет рядом со мной, кто мне сына родил... У Алешки глаза зеленые, как у Марины. Так с ним я хотя бы пытался “за жизнь” разговаривать. А с ней... Сколько до получки осталось, куда отдыхать поедет, что на обед готовить, что на рынке купить... Ни разу в жизни не спросил, какую книгу читает, о чем думает.

Журнал вот. Почему она несколько лет именно эти покупала? Какие ей советы были нужны? Гадай, не гадай, теперь уже не узнаю. Сегодня хотел сказать, что я ее люблю. Что в ней вся моя жизнь. Столько всего хотел сказать... А как начал, так сразу врач на плечо мне руку положил: “Не нужно, - говорит. - На волнуйте Марину Сергеевну”.

Так и не сказал ничего, и уже, наверное, не скажу. Я не о том, что полюбил ее вдруг опять, страстно, еще как- то. Престо понял, как она мне нужна. И какой я дурак был, что не захотел жену сделать своим другом. Любовники там или не любовники, спим мы вместе или не спим - это все дело десятое. Но ведь самый близкий мне человек - чужой. И уже ничего нельзя поправить. Это меня просто убивает - ничего не поправишь.

Я говорил, что никому жизни не сломал. Правильно, никому, только у Марины, у матери моего сына, считайте, жизнь украл. Лучше бы развелся, освободил ее. Или так себя вел, чтобы она сама меня бросила и нашла бы кого-то получше. Вон прочитал, что одни деятель застрелился на могиле любимой женщины. А я так тоже не могу. Не боюсь, просто не могу. Да и зачем?

И все время думгю: а сама-то Марина? Может быть, даже рада, что все скоро кончится и не нужно будет сидеть одной в пустой квартире да поить меня чаем с малиной, если я простывший? Или ненавидит меня за то, что я с ней сделал? Или о ком то еще думает? Она ведь очень красивая женщина, интересная, умная. Не могла же она жить, как монашка, если меня рядом нет. То есть я вроде бы и рядом, только видит она меня реже, чем своих коллег по работе... Не знаю. С Мариной я себя вел... как собака на сене. Почему она меня не бросила? Не в ее характере? Что я знаю о ее характере? За тридцать лет все меняется. С друзьями, конечно, весело: и выпить, и покурить, и на часы никто не смотрит. Ну и что? Теперь вот “гуляй - не хочу”.

Думал, состаримся - верный человек рядом будет. Не бросит, не предаст. А оно - вон как. У меня в голове - чернота. Никаких мыслей, только чернота .Я с работы поздно возвращаюсь, сейчас думаю: попрет кто на меня с ножом, даже уворачиваться не буду. Кому я нужен, кроме Марины? А у вас нет знакомого экстрасенса или целителя? Я бы любые деньги заплатал, библиотеку бы продал - и заплатил. Поищете? Правда? Дайте мне ваш телефон, я вам позвоню. И приду - фотографии принесу, письма. Напишите, если хотите, а то ведь таких дураков, как я, много. Потом будут локти кусать. Потеряют, вроде меня, больше, чем имеют.

Владимир Иванович не позвонил. И не пришел...