passion.ru
Опубликовано 26 мая 2005, 00:05

Зал ожидания (окончание)

   Однажды Марина задержалась на работе, доделывая свой очередной проект рекламы для организации, который ей предстояло завтра выносить на суд общественности всего пиар-отдела. Виктор вошел в кабинет, где Марина кропотливо вычерчивала график роста продаж, и покровительственно улыбнулся: - Работаешь, куколка?
Зал ожидания (окончание)

© История любви

   Однажды Марина задержалась на работе, доделывая свой очередной проект рекламы для организации, который ей предстояло завтра выносить на суд общественности всего пиар-отдела. Виктор вошел в кабинет, где Марина кропотливо вычерчивала график роста продаж, и покровительственно улыбнулся: - Работаешь, куколка?

Марина, не терпящая фамильярности, не скрываясь, поморщилась. Она никогда не делала ему замечаний – не считала нужным прямо критиковать этот свободный стиль общения с подчиненными, но в то же время она столь же явно демонстрировала ему свое неприятие этого стиля. Он в свою очередь прекрасно считывал ее невербалику, но снова и снова называл ее вольными словечками, устраивая ежедневную своеобразную проверку границ ее терпения. Виктор уселся на стол напротив и сливочно-ласково спросил:

  • Ну, душа моя, расскажи-ка мне о планах на будущее…

  • Завтра сдаю проект, - наивно отчиталась Марина и непонимающе посмотрела на начальника.

  • Ты дурочку-то из себя не строй, - хищно улыбнулся Виктор. – Все уже в курсе. Грядут большие перемены. Перестановки, если хочешь. И все, кто в любимчиках у нашего сегодняшнего шефа, уже подыскивают себе новые тёпленькие места. И ты, куколка, не отставай. Я тебе добра желаю, поэтому и говорю заранее. Нравишься ты мне. Послушаешься – потом спасибо скажешь.

  • Как Вы можете, - Марина брезгливо отодвинулась от нависшего над ней Виктора, уже пересевшего во время своего монолога на её стол. – Вроде взрослый человек, на хорошей должности, а занимаетесь…какими-то бабскими сплетнями. Интриги плетете… Не по-мужски как-то…

  • Пропущу мимо ушей оскорбления. Мисс святая наивность, ты что, правда ничего не знаешь? Про будущее организации и прошлое твоего ненаглядного Магаданца?

Марина не впервые слышала эту кличку шефа, но не видела в ней ничего обидного, ровно как и ничего привлекательного, и вообще считала ее неудачной.

  • Какая разница, что там у него в прошлом. У всех есть прошлое, но не у всех оно кристально чистое. Что ж теперь, тех, кто делал ошибки по молодости, перестрелять что ли?

Виктор натужно захохотал, обнажая для обозрения безупречную работу элитного дантиста.

  • Истину глаголишь, куколка. В одном только ошиблась: видишь ли, у всех разные ошибки. За некоторые можно и перестрелять. Ты знаешь, что десять лет твой ненаглядный начальник провел «на курорте» в магаданской тюрьме?

  • И что? – Марина старалась казаться спокойной, но это давалось ей все сложней. – Даже если и так… И вообще, почему я должна Вам верить?

  • А мне все равно, куколка, можешь не верить. Просто выслушай, решишь потом. Знаешь, за что он сидел? Вообще, знаешь, какие самые распространенные две статьи на магаданской зоне? Не угадывай, сам скажу: хищение золота и убийство на почве хищения золота. А за что дают по десять лет? Догоняешь?

  • Знаете что! Хватит! – Марину трясло от негодования. – Зачем Вы?.. Ах, ну да! Вы просто завидуете ему. Он всего добился сам, с первой копейки до последнего миллиона, а тебя… Вас папочка пропихнул в пригретое местечко, вот и сходишь с ума, с жиру бесишься! Вроде и при деньгах, и при женщинах, и при должности, а чего-то не хватает. Я скажу чего: мужиком себя никак почувствовать не можешь, уже под сорок, а все папенькин сынок! Внутри стержня нет, уверенности, силы … мужественности настоящей нет! Сладкая вата! Обманчиво большой клубок, такой розовый и вкусный, а съел – и во рту только слабый сладкий вкус, и чувствуешь себя голодным… Всех-то обманули своей показательной успешностью, своей сладкой объемной оболочкой, а себя не получается, да? Сам себе не веришь! Ч-чёрт! А теперь новая фишка: на место его целишься! Ну-ну! Думаешь, поможет? Легче станет, когда папочка еще выше подсадит, да? Может хоть на этой должности сам поверишь в то, что ты настоящий мужик? Дурак! Дурак! Дурак!

Марина завелась и знала, что в таких случаях, пока она не выговорит все, что думает, её ничто не остановит. Подобные затмения случались с ней крайне редко, только в минуты сильного волнения. В последний раз такое случилось полтора года назад, когда невесть откуда взявшийся Влад, решивший поиграть в папашу, забрал четырехмесячного Ванечку у растерявшейся бабушки и увез на своей вечной облупившейся девятке в неизвестном направлении. Через три часа он доставил сына, живого-здорового, но надрывающегося в голодном плаче, прямо к подъезду Марины. Вот тогда она так же, стоя в домашних тапочках на снегу и прижимая к груди успокоившегося Ванечку, почувствовавшего маму и обессиленно замолчавшего, негромко, чтобы не испугать сына, но пугающе долго и четко выстреливала во Влада всеми самыми страшными словами, которые знала и которые рождал в ней животный материнский страх за ребенка. А Влад, никогда не видевший ее в таком состоянии, испугался этого ее тихого шелестящего голоса и испепеляющего взгляда больше, чем если бы она начала орать на него и драться, и стоял как завороженный все двадцать минут, не отрывая взгляда от впадинки на Марининой переносице, оставшейся там от язвочки перенесённой в детстве ветрянки. Родители, испугавшиеся тогда за дочь не меньше, чем за внука, пытались увести её с улицы, тем более что там начали появляться незваные зрители, но пока Марина не выплеснула все свои обиды-боль-страх-ненависть, смешавшиеся в единый поток грязно-обвиняющих ругательств, она не ушла. Закончила Марина тогда свой монолог звонкой пощечиной неудачливому папаше, от которой проснулся начавший было дремать под монотонное гудение материнского голоса Ванечка и, вспомнив о своем голоде, начавший плакать с удвоенной силой.

…Виктор слушал ее со снисходительной улыбкой, и лишь побелевшие костяшки пальцев выдавали его внутреннюю ярость.

  • Закончила, куколка? – судорожно сдерживая гнев прохрипел он. – А теперь послушай меня. Придешь домой – помолись перед иконой, поблагодари Бога за смазливую мордашку и за то, что благодаря ей я даю тебе еще один шанс. Когда Магаданца снимут, напишешь заявление об уходе, и каждый день будешь свечки ставить за мое здоровье. Я таких как ты горстями давлю, скажи спасибо, что свидетелей не было нашему разговору. Ты просто слишком глупа, чтобы понять, где ты работаешь, кто всем на деле руководит, и каким образом все здесь реально происходит. По-хорошему надо бы тебя проучить, - он больно схватил ее за локоть, резко выкрутил руку, и издевательски добавил: – Но я тебя жалею. И не потому что хочу тебя – таких как ты полно по улице ходит, любую возьму – а потому что уважаю. А в умную-непокорную защитницу хороших шефов играть со мной не надо, я плохой зритель, оч-ч-чень близко к сердцу все принимаю…

Через неделю Виктор был назначен новым руководителем сети ювелирных магазинов по производству сусального золота «Золотые купола», где Марина работала промоутером в рекламном отделе, а Артур Вячеславович, без объяснения причин и прощальных корпоративных вечеров, просто в один из понедельников не вышел на работу. Спустя еще два месяца он был застрелен в подъезде собственного дома, когда поздно вечером вышел на лестничную клетку с ключом от почтового ящика. Версия случайного нападения с целью грабежа устроила и оперативников, и журналистов. Сам факт того, что, поздно вечером человек, выходя за почтой (что само по себе странно), одевает чистую белую рубашку, крестик, который никогда не носил ранее, хотя и был крещен, а в кармане новых брюк сжимает иконку, был умышленно проигнорирован. Состоявшаяся казнь была признана случайным убийством, стрелявшего не нашли, и дело закрыли по прошествии заданного срока давности.

Марина в день назначения Виктора написала заявление об уходе. Полгода она сидела дома с сыном, болезненно расставаясь с мечтой триумфального покорения деловых вершин. Смирившись с тем, что эту разбитую надежду уже не склеить, она нашла новую работу в чисто-женском коллективе, спокойную, обычную, которая не мешала Марине заниматься тем, что она умела делать лучше всего – ждать.

Дни наплывали один на другой, унося в небытие все больше и больше черновых лет Марининого существования, а Новая Жизнь все не начиналась. И случилось то, что рано или поздно должно было случиться: Марина отчаялась. С раздражением листала она журналы, рассматривая глянцевую жизнь знаменитостей и передразнивая их искусственные улыбки. Всё чаще апатичная тоска тяжелой черной кошкой сворачивалась холодным клубком на сердце, устраиваясь поудобней – видимо надолго, а плохие предчувствия оголтелым вороньём кружили в подсознании. Марина старалась не зацикливаться на тревожном холодке в груди, сознательно забивая голову ненужной и искусственно-бодрящей информацией, в избытке предоставляемой телеэфирами и страницами газет, но черные мысли упрямо продолжали выполнять свою пугающую миссию, беспорядочно кружили в подсознании, и, усаживаясь, немигающим взглядом смотрели прямо в душу. Ждать Новую Жизнь больше не хотелось. Жить той, что есть, - тем более.

С диагнозом «депрессия» Марина была госпитализирована в одну из больниц столицы после неудачной попытки самоубийства.

***

  • Кофе, пожалуйста, - не раскрывая меню, приветливо кивнула она официанту и игриво поёжилась. – Привет! Страшно рада тебя видеть! Слушай, как холодно на улице. А я из помещения – в машину, из машины – в помещение, совсем света белого не вижу. Спасибо, что вытащила меня.

Мы расцеловались, и я осуждающе взглянула на ее легкий, почти летний костюм и на осеннюю хмурь за окном, где небритый ветер, пыльный и колючий, зло трепал пёстрые тенты-зонтики в открытом кафе напротив. Она заметила мой взгляд, и прокомментировала:

  • Ну, ты же знаешь, я никогда не умела одеваться по погоде. Не пугайся, я сейчас сниму очки, - она изящным жестом подняла на лоб стильные очки с затемненными стеклами, неуместные из-за отсутствия солнца на улице и люминесцентного освещения ресторана, в котором мы сидели, и, предваряя мой потенциальный ужас от увиденного, быстро проговорила: - Молчи, сама знаю, но эти круги под глазами не замазываются никакой тоналкой. Вторые сутки не сплю, кофе и сигареты при таком раскладе лучшие друзья. У Ваньки концерт отчетный, как назло именно в это время. А я же сейчас второй филиал открываю, а у зама жена рожает, он в «переживательном» отпуске по этому поводу, так что всё на мне. Но ты же знаешь, это моё. Обожаю такой бешеный ритм. Выкладываюсь, пока не свалюсь. Приходится жертвовать чем-то, в данном случае сном. Да, кстати, я ужасно рада тебя видеть, хотя и сержусь ещё… Ты почему не пришла на новоселье?

Марина месяц назад купила в центре Москвы большую трехкомнатную квартиру в новостройке. Сейчас она – генеральный директор частной библиотеки, оборудованной по последнему слову техники, с самой богатой базой специализированной литературы. Она - одна из самых успешных женщин города, за четыре года сделавшая себе головокружительную карьеру в библиотечном бизнесе – сфере нестандартной, практически не изученной, не рассчитанной на получение прибыли и, соответственно, мало запруженной братией конкурентов.

Она – мать замечательного одаренного мальчишки, которому знающие люди пророчат будущее известного скрипача и на развитие музыкальных способностей которого (в частной специализированной школе) уходит львиная часть семейного бюджета. Она – любящая дочь своих обожаемых родителей, уникальных людей, проживших вместе около сорока лет практически без ссор и разногласий.

Словом, теперь она – самодостаточная, независимая, сильная женщина, уставшая и вымотанная жизненными перипетиями, но абсолютно счастливая.

Желая перевести тему, я, одна из немногих посвященных в роман Марины с начинающим, но уже модным писателем, заговорщически подмигнув, спросила:

  • Ну как там Никас?

  • Душка, - Марина смущенно отхлебнула каппучино. – Кажется, это серьезно. Знаешь, он мне на новоселье подарил кровать с балдахином. Я с детства мечтала о ней. Такую, знаешь, сделанную под старину, с вензелями, короче, так не расскажешь, это – приходи – смотреть надо. Иногда меня даже пугает…Он как будто мысли мои читает, будто чувствует… Представляешь, если мы, например, встречаемся где-нибудь в кафе и я задерживаюсь, он сам делает мне заказ и всегда угадывает, что я хочу. Прямо что-то сверхъестественное. Родители от него в восторге. Нет, ну он, конечно, не прекрасный принц без изъянов – там своих тараканов полно – но знаешь, за что я его люблю? За то, что он к моим тараканам положительно относится. Это редко где встретишь… У меня же знаешь, какой стервозный характер…

  • Нашла кому рассказывать, - мы синхронно улыбнулись, одновременно вспомнив нашу недавнюю ссору, из-за которой, собственно, я и не приходила на новоселье. - А с Ваней он как?

  • Ваньке отец нужен. Он на нём виснет, конечно, но это не столько от того, что Никас такой хороший, сколько от того, что мальчик без отца растет, - Марина закурила и, видя мою готовность заступиться за потенциальные отцовские качества Марининого ухажера, добавила: – Нет, ну я не умаляю его достоинств, мужик он вроде надежный, перспективный, они здорово нашли общий язык. Никас на все Ванькины концерты ходит. По собственной инициативе…

  • У-у, как все запущено…

  • Не то слово. Ладно, говорю секретную правду. Он меня замуж зовет. Прикинь, не жить вместе, а замуж! Я думала, что таких мужиков уже нет. Хочу, говорит, просыпаться рядом с моей законной женой…

Марина продолжала рассказывать, а я задумчиво следила, как затейливые струйки сизого дыма ее тонкой сигареты тают в мягком свете низко висящей люстры.

Вот напротив меня сидит женщина, которую в своё время не научили жить настоящим, зато научили мечтать и верить в чудо. Женщина, которой не хватило двадцати с лишним лет, чтобы разобраться, зачем она живет, но хватило двадцати минут, чтобы понять, что она совершила самую большую ошибку в жизни. Тогда она сама вызвала скорую и встретила врачей с перебинтованными запястьями. Слабости Сильной Женщины. С тех пор она очень спешит жить, не задаваясь больше вопросом зачем, экономит на сне, чтобы не упустить ни одной минуты ее единственной Настоящей Жизни, и больше ничего не ждёт.

Унылый, серый, с обваливающейся штукатуркой и сложным запахом зал ожидания намертво заколочен досками крест-накрест, и только в черной дыре окна видно, как единственный гость этого места – ветер, одинокий и взлохмаченный, уныло треплет грязно-серые страницы забытой кем-то газеты…

  • Ты не слушаешь что ли? – выпалила Марина обиженно и перебила поток моих мыслей и сюжетов, услужливо нарисованный богатой фантазией.

  • Слушаю-слушаю, Мариш. Я бесконечно рада за тебя. Вот он, твой долгожданный хеппи-энд холостяцкой жизни. Наигралась уже в сильную женщину, пришло время побыть хоть немного слабой и беззащитной… Я знаю, как ты этого ждала, и, видишь, все не зря. Твой поезд пришёл, подружка… Советую быстрее соглашаться и начинать, наконец, Новую Жизнь.

Мы переглянулись и поняли друг друга без слов. Я обошла стол и крепко обняла её. Марина благодарно прижалась ко мне, шмыгнула носом и судорожным жестом опустила темные очки на глаза. Смешная… Пусть думает, что я не видела её счастливых слёз.

ОСА