Как в кино - не будет (часть 8)

Глава восьмая. Скажи мне, кто твой друг... Тысяча девятьсот девяносто второй год ознаменовался для дома в Чистом переулке состоянием «повышенной тревожности». Никто ничего не знал, никто ничего не понимал. Новых жильцов в постепенно освобождавшиеся комнаты не подселяли, но и занимать эти комнаты никому официально не разрешали. Загадочное тогда еще явление «приватизации» тоже не имело к старому московскому дому никакого отношения — он этой самой приватизации не подлежал по причине «крайней ветхости и аварийного состояния». Хотя «аварийного состояния», как такового, не наблюдалось, дом просто требовал капитального ремонта. Как, впрочем, больше половины домов в первопрестольной. Глава восьмая. Скажи мне, кто твой друг... Тысяча девятьсот девяносто второй год ознаменовался для дома в Чистом переулке состоянием «повышенной тревожности». Никто ничего не знал, никто ничего не понимал. Новых жильцов в постепенно освобождавшиеся комнаты не подселяли, но и занимать эти комнаты никому официально не разрешали. Загадочное тогда еще явление «приватизации» тоже не имело к старому московскому дому никакого отношения — он этой самой приватизации не подлежал по причине «крайней ветхости и аварийного состояния». Хотя «аварийного состояния», как такового, не наблюдалось, дом просто требовал капитального ремонта. Как, впрочем, больше половины домов в первопрестольной. Никита предупредил меня и Лидию Эдуардовну, чтобы мы без него не предпринимали никаких шагов по изменению жилищных условий, даже если нам предложат по отдельному особняку каждой. В лучшем случае получите по однокомнатной хрущобе у черта на куличках. В худшем — по комнате в коммуналке же, но тоже не в центре. И в любом случае вас обманут. Лидия Эдуардовна иронически усмехнулась: Если бы мне предложили тот особняк, где я родилась, тогда, пожалуй, согласилась бы. Сейчас это становится модным — возвращать отобранное когда-то. К сожалению, на месте моего дома — цековские хоромы о двенадцати этажах. Я промолчала. Для меня любой переезд представлялся трагедией. Одна я не выживу — избаловалась, а какие соседи попадутся, неизвестно. Оставалось только молиться, чтобы «баронесса» прожила подольше. При ней я, как ни странно, ощущала себя в относительной безопасности. Ибо от того, что происходило в нашей квартире, мы обе были, мягко говоря, не в восторге. Подруги Никиты менялись чуть ли не еженедельно, причем критерий отбора был достаточно загадочен. Изысканную интеллектуалку-филолога сменяла приемщица из районной прачечной, а среди бела дня, дыша духами и туманами, на пару часов заезжала роскошно одетая и увешанная драгоценностями дама со смутно знакомым по теле- и киноэкрану лицом. Телефон звонил практически круглосуточно, причем отличить деловые звонки от личных было невозможно. В общем, жизнь била ключом. Никита, — спросила я как-то своего беспокойного соседа, — скажи мне все-таки, зачем тебе столько женщин? Ты что, решил побить рекорд Казановы? Или это у тебя спорт такой? Ответ оказался несколько неожиданным: Милая моя, рекорд Казановы я, как ты изволишь выражаться, «побил» давным-давно. У меня в жизни было уже больше тысячи женщин. И, надеюсь, будет еще несколько... десятков. Зачем столько? Никита был в прекрасном настроении: то ли какая-то сделка удалась, то ли удалось без особых хлопот избавиться от очередной партнерши. И поэтому разговорчив был больше, чем обычно. Видишь ли, девочка, для меня интересен сам факт победы. И чем неприступнее кажется женщина, тем слаще миг торжества. Дай мне двадцать четыре часа и возможность уединиться — и любая, понимаешь, любая будет моей. И никогда от меня не уйдет, если я сам этого не захочу... Значит, ты хотел избавиться от Иры? Скажем так: я ее не удерживал. Во многих отношениях она меня устраивала, но это ее навязчивое желание во что бы то ни стало уехать из прекрасной квартиры в центре в общем-то раздражало. А со временем я здесь устрою квартирку по европейским стандартам: со спальней, кабинетом, столовой, гостиной, спальней для гостей. Кухню отделаю, как картинку, ванную комнату переоборудую. Дворец! А мы с Лидией Эдуардовной? Никита слегка замялся. Я поднажала: Ну, «баронесса», допустим, может не дожить до этого светлого будущего. Но я-то, скорее всего, доживу. И — что? Ну, ты же в какой-то степени мой секретарь... И есть комната в квартире... поменьше, чем эта твоя, конечно, но зато практически с отдельным выходом... Ты имеешь в виду бывшую комнату для прислуги? То есть нынешнюю кладовку? Но ты же будешь там только спать. А работать — в кабинете. В общем, мы же не сегодня этот вопрос будем решать. И вообще, сегодня у меня одна встреча... Я как раз хотел тебя попросить. Мне нужно отбежать на пару часов, а должна позвонить одна женщина... Только одна? Что-то мало для одного дня. Не вредничай, пожалуйста. Может, их десяток позвонит, но одна из них обещала сегодня прийти ко мне в гости. Ее зовут Наташей, Натальей Алексеевной. Скажи ей, что я с пяти вечера буду ее ждать, что я все дела отложил... Даже по контрразведке? — съехидничала я. Я же сказал: все дела! А для остальных я на срочном задании и раньше завтрашнего вечера меня не будет. Чтобы не трезвонили понапрасну. Двадцать четыре часа и возможность уединиться? Вот именно. Я ее целый месяц обхаживаю. Красавица? Увидишь. Ее называют «Снежной королевой» или «миледи». За три года работы никому не позволила кончики пальцев поцеловать... Сладость неприступности? Ну ты же умница, Регина. Все понимаешь. Никита убежал по своим делам, а я осталась отвечать на телефонные звонки и с длинным списком других поручений: найти в газете нужную статью, перепечатать набело пару страниц, перевести свою «норму» для научного журнала. Голос «Снежной королевы» «вычислила» как-то сразу. Надменный, но с оттенком паники, как если бы женщина делала что-то опасное, непривычное, но пыталась убедить самое себя, что все в порядке, просто деловой звонок знакомому человеку. Никиты Сергеевича сейчас нет дома, — вежливо ответила я. — А кто его спрашивает? Наталья Алексеевна, — оттенок паники в голосе стал яснее, но и надменность соответственно увеличилась. Он просил вам передать, что с пяти часов ждет вас и отложил все дела. С пяти? — Что-нибудь не так? — спросила я, глянув на будильник. Было ровно четыре. Просто оказалась рядом и думала... В общем, еще позвоню. Лучше заходите и дождитесь здесь. Сегодня холодно? Да... Нет... Не знаю. Но это же неудобно! Неудобно болтаться час по улицам. Заходите, попьем чаю, побеседуем... А вы его?.. Нет, не жена, — рассмеялась я. — Соседка и секретарь по совместительству. Сами увидите. Через минуту раздался звонок в дверь. «Она от подъезда, что ли, звонила?» — удивилась я и отправилась отпирать дверь. Но это оказалась не таинственная незнакомка, а Слава. Сам-то дома? — спросил он, поздоровавшись. И самого нет, и дама сейчас пожалует, так что заходи, поможешь вести светскую беседу. Лучше бы с тобой одной посидеть. Или вообще пойду, если у Никиты свидание. Помешаю. Да она, может, и не придет, какая-то пугливая. Слава по-хозяйски направился на кухню, поставил чайник на плиту и стал готовить какую-то закуску. Очевидно, опять что-то произошло у него в семье, а в таких случаях он «просил политического убежища» у Никиты. И когда почти все было готово, в дверь робко позвонили. Сам открою, — поднялся Слава. — Отдыхай. Но меня распирало от любопытства, и я выехала в коридор следом за Славой. Там стояла худенькая женщина, среднего роста, в черном пальто и черном же бархатном берете. Она смотрела на Славу с тем же смешанным выражением надменности и испуга, которые были и в ее голосе. А когда перевела взгляд на меня, то я ахнула: Наташа! Наташа Трегубова из девятого «А»! Ты меня не узнаешь? Регина? Господи, теперь узнала, конечно. Двадцать лет прошло... То-то мне номер телефона показался знакомым. Как же тесен мир! Ну, не зря, значит, я тебя пригласила зайти. Да, познакомьтесь: Наталья Алексеевна — Станислав... ха, Алексеевич! Нет уж, никаких отчеств! А то потом до скончания века так и будем церемонии разводить! — возмутился Слава. — Вы вместе с Региной в школе учились, Наташа, да? Да вы снимайте пальто, проходите, мы как раз собирались чай пить. А то вы вся дрожите. Наташу действительно била дрожь, но не от холода, а от волнения. Первый раз в жизни она по собственной воле ввязывалась в какой-то сомнительный роман. Хотя о собственной воле можно было говорить с большой натяжкой. Никита ворвался в ее жизнь, размеренную, отлаженную, без особых страстей и горестей, как торпеда в бок пассажирского судна. Месяц назад ей, старшему преподавателю на кафедреисторииодного из московских вузов, замужней женщине, матери четырнадцатилетней дочери, и в голову не могло прийти, что она будет после работы встречаться с мужчиной, старше ее на пятнадцать лет, ждать его звонков, непрестанно о нем думать. И бороться с собой не ежечасно — ежеминутно, чтобы не сорваться, не бросить все и не отправиться с ним... да куда угодно! Но месяц прошел в невинных прогулках, посиделках в кафе и, в общем-то, тоже невинных поцелуях в подъезде при расставании. И вот «Снежная королева», похоже, растаяла. Муж повез дочку на весенние каникулы к друзьям в Ригу, сама же она освободиться на работе не могла. Но не смогла и умолчать о том, что осталась одна в Москве на десять дней. Пригласить Никиту к себе? Нет уж, достаточно она слышала анекдотов о том, как муж не вовремя возвращается домой из командировки. Пойти к нему в гости? Да, пожалуй, но только днем, только днем! На чашку чая. На час, не больше. И вот не выдержала, примчалась раньше срока, позвонила, пришла. Теперь не он ее ждет, а она его, да еще оказалось, что соседка по квартире — знакомая школьных лет. Не близкая подруга, но гуляли в одной девчоночьей компании, ходили вместе на лыжах, бегали на коньках. И смотрит на нее Регина как-то странно: не то осуждающе, не то с сочувствием. И еще этот седой красавец, то ли друг ее, то ли родственник. Зазвонил телефон, и я сняла трубку: Да? Ах, это ты... Звонила. Баранки гну, сколько раз просить тебя не нукать. Через полчаса? Прекрасно. Здесь Слава, будешь говорить? И, повернувшись к Славе, сказала: Пойди, возьми трубку там, в телефонной. Наташа, Никита Сергеевич будет через полчаса, ты, конечно, подождешь? Наташа неуверенно кивнула, а Слава вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Я подождала, прислушиваясь к звукам в трубке, потом аккуратно положила ее на рычаг. Наташа открыла рот, чтобы о чем-то спросить, но тут из телефона отчетливо, хотя и тихо, донесся разговор двух друзей. Никита, я, похоже, приперся не вовремя, но могу и с Региной посидеть, не помешаю. Ты извини, Слава, но эту девушку я месяц обхаживал, причем пока почти на чистой платонике. Как-нибудь, со временем познакомлю. Из таких ледышек получаются настоящие Мессалины, уж поверь моему опыту. Она, кстати, уже здесь, и мы познакомились. Мила, очень мила, и если бы не ты... Подожди, если хочешь, потом уступлю. Как обычно. Когда ты научишься сам с женщинами знакомиться? У тебя это лучше получается. Значит, мне можно остаться? С Региной — безусловно. А я сегодня... Все понял, приезжай. В комнате у меня Наташа словно оцепенела. И смотрела на школьную подругу с немым вопросом. Если ты скажешь, что здесь слышно каждое слово, произнесенное по телефону там, мне будет плохо, — быстрым шепотом произнесла я. — Но мой тебе совет — уноси ноги. Или настройся на то, что тебя ждет захватывающее, но короткое — поняла, короткое! — приключение. Тогда оставайся и поступай, как считаешь нужным. А я... я, как видишь, слишком завишу от своего соседа, чтобы портить с ним отношения. Я ничего не поняла, — жалобно сказала Наташа. — Ледышка, Мессалина, кого-то кому-то уступят, кто-то с кем-то познакомится. О чем они говорили? «О тебе, дуреха!» — хотела я сказать, но передумала. Ну, спасу эту наивную до неприличия женщину, та убежит и больше не вернется. Или... или Никита, уязвленный нечаянной неудачей, убедит ее в кристальной чистоте своих намерений и... все равно добьется своего, только позже. И в любом случае она непременно расскажет ему о том, что в моей комнате слышно каждое слово, произнесенное по телефону на другом конце квартиры. Предсказать свою судьбу в этом случае — легче легкого. Нет уж! Пусть решают свои проблемы сами — взрослые, здоровые люди, у которыхногиходят нормально, и поэтому они ходят по одиноким мужикам и ищут приключений на свою голову. А я, запертая в четырех стенах мрачного, запущенного дома, буду наблюдать за всем этим со стороны — как по телевизору. Я не слышала ничего, Наташа, извини, задумалась. Наверное, обсуждали очередной сценарий Никиты Сергеевича. Только прошу тебя, не говори о телефоне ничего, иначе затеют менять аппарат, а у меня нет таких денег, да и растянется все на полгода как минимум: Никита страшно занят, а больше этим никто заниматься не будет. Раз ты просишь, конечно, не скажу, — уже спокойнее отозвалась Наташа. — А этот Слава, значит, друг Никиты? Очень интересный мужчина. Да уж точно интереснее, чем мой сосед! Он тебе нравится? Слава, я имею в виду. Наташа, посмотри на меня, — усмехнулась я. — Даже если мне кто-то и нравится, лучше держать это при себе и не смешить людей. Я же калека, подружка, ты что, не видишь? Наташа, которая была вся в своих переживаниях, страшно смутилась, залепетала что-то о душевной красоте и духовной близости, поняла, что говорит, в общем-то, ерунду, совсем смешалась. И тут вернулся Слава. Ну, милые дамы, сейчас придет наш гостеприимный хозяин. Регина, тебе придется сегодня поскучать в моем обществе: Никита мне объяснил, что им с Наташей нужно обсудить массу деловых вопросов... Я, правда, собиралась вечером на танцы, — недобро хохотнула я, — но раз ты сегодня одинок и заброшен, так и быть, посижу дома, поскучаю, как ты говоришь, с тобой. Главное, чтобы тебе со мной было не слишком тоскливо... Никита ворвался в квартиру как вихрь, нагруженный свертками и пакетами. Они со Славой в четырерукимгновенно соорудили импровизированный банкет («За знакомство, Наташенька, за ваш первый приход сюда, за праздник, который вы нам подарили»), открыли шампанское и за час уболтали «прекрасных дам» до полуобморока. А потом Никита увлек Наташу в свою комнату, что-то нашептывая ей на ухо. Та лишь один раз беспомощно оглянулась на меня, но Никита пресек эту робкую попытку замедлить естественный ход событий: Все нас поймут и простят, Наташенька, мы же с вами первый раз можем спокойно посидеть и поговорить вдвоем. Здесь только свои, все всё понимают... Оставшись наедине со Славой, я разрыдалась. Да что с тобой? — опешил он. — Болит что-нибудь? Нервы разгулялись? Нет! Просто я поступила как последняя дрянь и не предупредила Наташку, во что она лезет. А во что, собственно, она лезет? — искренне изумился Слава. — Не девочка, слава Богу, замужняя женщина. Надеюсь, предохраняться она умеет, а все остальное... Я думала, ты другой, Слава. А ты... А что я? Детей ем? Малолетних совращаю? Ты же женат! Более того, не собираюсь разводиться. Ну и что дальше? Ничего. Еще одной иллюзией меньше, вот и все. В общем, все как в пословице: «Скажи мне, кто твой друг, и я тебе скажу, кто ты». Я же видела, как ты смотрел на эту Наташу. Она тебе понравилась! И что в этом плохого? Как ты могла заметить, она понравилась не только мне. Но мы с Никитой женщин друг у друга не отбираем. О, да, вы же друзья! Вы ими просто меняетесь. Смотри, не надорвись в этой гонке за лидером. Никита мне как-то рассказывал, что у него было больше тысячи женщин. А у тебя? А у меня меньше, — усмехнулся Слава, — И вот что я тебе скажу, малыш, не трави ты себе душу понапрасну. Честное слово, я к тебе отношусь гораздо лучше, чем ты думаешь. Просто... Просто я — урод и калека, да?! Нет. Просто тебя нельзя обижать. И не плачь, прошу. Слава подошел, приподнял моелицоза подбородок и очень нежно поцеловал сначала в лоб, как ребенка. А потом — в губы. продолжение следует...**_ Светлана БЕСТУЖЕВА-ЛАДА.**_