Три сестры, три соперницы, три любви (Чарльз Диккенс)
Имя Чарльза Диккенса первым приходит на ум, когда речь заходит о диванном чтении. Семейная жизнь Диккенса необычна: три сестры Хогарт сыграли странную роль в его жизни - непостижимым образом он любил каждую из них. "Женские страсти" - об удивительной судьбе трех сестер Хогарт.
Любил он одну из них, женился на другой, а третья воспитывала его детей, своих племянников, и была рядом до смертного часа писателя. Многим читателям наверняка вспоминается другая знакомая ситуация - три сестры Гончаровых в судьбе Пушкина.
Отношения Чарльза Диккенса с сёстрами Хогарт – Кэт, Мэри и Джорджиной непонятны и запутанны до такой степени, что сам писатель, когда ситуация зашла в тупик, посчитал необходимым опубликовать письмо в журнале, где открыто объяснил свою позицию в отношении каждой из них!
Размышляя над этими женскими судьбами, тесно связанными с жизнью великого писателя, будто переносишься на страницы сентиментального романа. Звучит насмешкой то, что Диккенс, громче других авторов воспевавший семейное счастье и покой, никогда не познал оных, ведь его дома они коснулись лишь мимоходом.
Подающим надежды писателем Чарльз Диккенс впервые встретился с семейством Хогарт. Знакомство носило чисто профессиональный характер: глава семейства, Джордж Хогарт, был редактором «Ивнинг Кроникл», человеком с литературными задатками.
Диккенс встречался с ним не только в редакции газеты, но и бывал дома у Хогарта, в Челси, где и жили четыре юные дочери редактора. 19-летняя Кэт была единственной из сестёр на выданье, Мэри исполнилось 16, а Джорджине и Элен было и того меньше.
Удачный старт «Записок из Пиквикского клуба» совпал с венчанием Диккенса и Кэт 2 апреля 1836 г. Домом молодожёнов стала холостяцкая квартира Чарльза, состоявшая из трёх небольших меблированных комнат, но скоро роман принес автору большие доходы, и Диккенс купил дом в центре Лондона.
О характере и внешнем виде Кэт известно из воспоминаний современников. На портретах молодых лет у неё вид романтической красавицы, с тёмными глубокими глазами, обрамлёнными такими же тёмными локонами, собранными высоко на затылке в узел.
А вот биографы Диккенса единодушны в отрицательной оценке Кэт: вялая, полная женщина, равнодушная, слабая, сварливая, раздражительная, склонная к депрессиям, лишённая интеллектуальных запросов.
Судить, кто прав, трудно, но невольно возникает вопрос: что всё-таки Диккенс увидел в молодой Кэт, раз женился именно на ней? Ведь не только ради того чтобы быть опубликованным!
Как только супруги обосновались в новом просторном доме, писатель настоял, чтобы Мэри переехала к ним. Родители девушки тоже жили в Челси в уютной семейной обстановке, значит, поводом к переезду не могла быть забота о свояченице, у которой рядом нет близких.
Также не могло быть и речи о том, чтобы Мэри помогала сестре, ведь она уже была серьёзно больна, а у Кэт в то время был один ребёнок, и имелась прислуга. Кэт согласилась на переезд. Знала ли она о нитях, связывающих мужа и сестру?
Письма Диккенса к Кэт в период обручения неодинаковы по характеру, он мог резко упрекнуть её за холодность или капризность, но мог назвать «дорогой мышкой», «любимым поросёнком», «дорогой Тети» - эти ласковые имена придают письмам нежный оттенок.
Одновременно писателя переполняла и безрассудная страсть к юной Мэри. Её смерть в 18 лет стала для него потрясением. Однажды вечером, когда супруги вернулись из театра, из комнаты Мэри раздался страшный крик.
Когда они вбежали туда, девушка уже умирала от сердечного приступа. Она скончалась на руках у Чарльза, и от этого шока он не мог оправиться много лет.
Чарльз снял с её ещё неостывшей руки маленькое колечко и надел на свой палец, да так и не расставался с ним до своего последнего дня. Также он хранил и локон её волос.
Когда случилась трагедия, Кэт была в положении, ей пришлось ухаживать за потрясённой матерью и убитым горем мужем. Возможно, именно в те тяжёлые дни она и поняла, насколько глубоки были его горе и чувство к умершей сестре. После этих событий у Кэт случился выкидыш.
Диккенс не делал тайны из своего горя по поводу кончины свояченицы, открыто сообщал об этом в письмах и дневниках.
«Она была душой нашего дома. Нам следовало бы знать, что мы были слишком счастливы все вместе. Я потерял самого лучшего друга, дорогую девочку, которую любил нежнее, чем любое другое живое существо. Словами нельзя описать, как мне её не хватает, и ту преданность, которую я к ней питал».
Вот такие слова выходили из-под его пера. Наверняка и Кэт читала эти признания, знала и о том, что Чарльз запирался в гардеробной комнате сестры, чтобы прикоснуться к её одежде, ощутить аромат.
Даже в завещании писатель выразил желание быть похороненным рядом с Мэри. Много лет спустя в письме к тёще он признавался, что в течение нескольких месяцев после смерти девушки каждую ночь мечтал о ней: «…это было какое-то тихое счастье, настолько важное для меня, что я всегда шёл спать с надеждой снова увидеть её в этих образах…».
Диккенс посмел выразить свои сокровенные мысли и чувства к умершей, которые он сдерживал, пока Мэри была жива из уважения к ней самой и её семьи. Когда же Мэри умерла, решился на откровенность.
Возможно, этот взрыв любви, вызванный смертью девушки, и стал причиной ослабления его чувства к жене. Кэт поняла всё, что происходит с её мужем, и отступила перед умершей соперницей, а Мэри вновь и вновь появлялась в образах молоденьких прелестных девушек на страницах романов Диккенса: Дора в «Давиде Копперфильде», малютка Нелли в «Лавке древностей».
На современников Кэт не производила впечатления человека, склонного к размышлению. У неё полно забот по дому и со всеми детьми, которые появлялись на свет один за другим: Чарльз, Кэти, Мэми, Уолтер, Дора, Эдвард, Френсис, Генри и Сидней.
Основные претензии биографов Диккенса адресованы именно к ней, многодетной матери: она не могла участвовать в интеллектуальной работе мужа, почти никогда не сопровождала его во время выступлений, обедов, устраиваемых в литературном мире, сидела дома, отпуская мужа одного.
Имея на руках детей всех возрастов, тяжело перенося беременности и кормление новорождённых, Кэт, не очень крепкого здоровья, мало была расположена к светской жизни.
Учитывая всё это, ей следует простить «недостатки», отмеченные критиками. Она старалась найти возможность и быть рядом с мужем вне дома. В 1842 г. отправилась с Чарльзом в Америку.
Тогда у них было трое детей, но Кэт их оставляет дома. В следующую поездку в Америку детей уже было четверо, и она взяла в дорогу их акварельные портреты.
А в 1846 г. «путешествие», начатое с улицы Девоншир-Террас, закончилось… в Италии: Чарльз, Кэт, пятеро детей, две няньки, сестра Джорджина, горничная Анна и кучер добирались в Геную через Париж, Лион, Авиньон, Экс, Марсель.
Странствие было продолжительным: пасху они отпраздновали в Риме, поднимались на Везувий, посещали музеи Флоренции.
Здесь и появляется в жизни Диккенса и его жены Джорджина – она перебралась к ним, чтобы заняться домом и детьми, отказавшись от возможности удачно выйти замуж. Совершенно очевидно, что Кэт не могла справиться одна со всеми заботами.
Её характеру были свойственны вялость, непрактичность, которые «обострялись» по мере осложнения домашней ситуации. Поведение жены Диккенса раздражало, он высмеивал её ограниченность в сравнении с другими женщинами, а у него было довольно много таких знакомств.
И всё же существовала женщина, ставшая причиной краха супружеских отношений Кэт и Чарльза - 18-летняя актриса Элен Тернан, работавшая в одной из театральных групп Диккенса.
Однажды в руки Кэт попал пакет от ювелира, по ошибке отправленный на домашний адрес писателя, и она с горечью обнаружила, что ожерелье, находившееся в нём, предназначалось другой.
Извечная драма – любовный треугольник – тотчас предстала перед ней, как на ладони, хотя потом Чарльз уверял Кэт, что речь идёт о чисто платонических отношениях.
Он так настойчив был в своих уверениях, что Кэт вынуждена была согласиться нанести визит семье Тернан, и сделать всё возможное, чтобы умолкли пересуды.
Дочь Диккенсов Кэти, такого же возраста, что и любовница, просила мать не делать этого, но Кэт выполнила данное обещание – испила чашу горечи до дна и отправилась с мужем с визитом вежливости к Элен.
Сплетни не утихли, а разгорелись с ещё большей силой. Вскоре развод стал неизбежной очевидностью. Джорджина, попавшая под обаяние свояка, приняла его сторону.
Возник вопрос: как супругам дальше жить отдельно друг от друга – попеременно находиться в деревне, где Диккенс приобрёл небольшое поместье, или быть в городе?
Сошлись на том, чтобы остаться в городском доме, поделив его на две половины. В глазах общества развалившийся брак продолжает существовать, супруги по-прежнему жили в одном доме, возведя стены льда и равнодушия между собой, непреодолимые, как запертые на засов двери, разделяющие две половины дома.
По совету матери, Кэт сама предложила развод, но «ради детей», сохранения видимости брака и чтобы избежать сплетен, они жили по прежнему адресу.
Джорджина, поселившаяся в доме Диккенса, когда ей было примерно столько же лет, сколько умершей Мэри, внешне была удивительно на неё похожа.
Она занималась с детьми, и те полюбили свою молодую, симпатичную и добрую тётушку. Их отец также был пленён ею.
«Точно такой же, как Мэри, её не назовёшь, но в Джорджине есть многое, что напоминает её, и я будто снова переношусь в ушедшие дни. Иногда мне трудно отделить настоящее от прошлого». После развода Джорджина становится незаменимой в доме бывшего мужа её сестры. «Я не могу представить, что бы с нами всеми было, особенно с девочками, без Джорджины. Она – добрая фея в доме, и дети обожают её», - писал Диккенс.
У него была ещё одна ответственность: многочисленные читатели, поклонники творчества. Писатель не мог позволить себе лишиться их симпатии, поэтому публикует свои открытые письма.
Но, как часто бывает, когда хотят опровергнуть слухи, замять скандал, достигается обратный эффект. Так произошло и с Диккенсом: он выступил с ещё одним разъяснением, тайное стало явным, и разразился скандал.
Джорджина преданно поддерживала его против жены. Более того, она 22 года не разговаривала с Кэт, вплоть до смерти Диккенса в 1870 году.
Создаётся впечатление, что Джорджина ничего не хотела лично для себя, даже дружила с Элен Тернан, которой Диккенс снял в Лондоне дом.
Из всех сестёр Хогарт Джорджина была беззаветной и жертвенной в своей любви к Чарльзу Диккенсу. Свою любовь она отдала ему и его детям, ради этого отказалась выйти замуж. Писатель умер у неё на руках. По завещанию Джорджине остались 8000 футов, личные бумаги писателя и драгоценности.
…Три сестры связали со знаменитым писателем свою судьбу. Возможно, он всех их любил, для каждой отыскав уголок в своём сердце. Дочь Диккенса Кэти так говорила об этой странной привязанности отца к женщинам, родным между собой по крови: «Нет, женщин он так и не понял». Наверное, она права, писатель не сумел до конца разобраться в своих чувствах к Кэт, Мэри и Джорджине.
фото: liveinternet.ru