passion.ru
Опубликовано 22 апреля 2005, 00:05

Идеальная работа Натальи Нестеровой

   Она пишет смешные романы о серьезной любви. Именно так, и не иначе. Уже продано более миллиона ее книг и 2 романа готовятся к экранизации. Она рассказала, как выйти замуж, устроила школу для толстушек и даже открыла средство от облысения. У нее идеальная работа, которая появилась в достаточно зрелом возрасте. Вы можете узнать из первых рук о том, как сложилась ее жизнь и началась творческая карьера.
Идеальная работа Натальи Нестеровой

© Наталья Нестерова

   Она пишет смешные романы о серьезной любви. Именно так, и не иначе. Уже продано более миллиона ее книг и 2 романа готовятся к экранизации. Она рассказала, как выйти замуж, устроила школу для толстушек и даже открыла средство от облысения. У нее идеальная работа, которая появилась в достаточно зрелом возрасте. Вы можете узнать из первых рук о том, как сложилась ее жизнь и началась творческая карьера.

Наталья Нестерова

Наталья Нестерова

  "

ниги я начала писать после серии ударов в голову. Первый удар был натуральный, физический, весьма ощутимый, последующие – виртуальными.

Стою на стремянке, достаю с антресолей старый журнал, нижний в стопке. Вдруг сверху на меня едет толстенная папка с веревочками. Вместо того, чтобы совершить защитные маневры, начинаю мысленно представлять картинки. Вот я падаю, сраженная, ломаю руки-ноги, и они валяются в беспорядке вокруг тела. Нет, не жизненно! И «ноги вокруг тела» - это не по-русски. Я должна получить сотрясение мозга, потерять сознание, ушибить позвоночник, остаток жизни провести в инвалидном кресле. Вижу себя в кресле, как подкатываю к окну и с завистью смотрю на идущих по улице людей, в том числе на алкоголиков, бредущих от дерева к дереву.

Все это, повторяю, - в доли секунды, только одно предложение четко по словам: «Идиотка, размечталась, увернись от снаряда!» Папка заехала мне в ухо, но мы со стремянкой устояли, как рея и прилипший к ней матрос в шторм.

Веревочки порвались, и странички с написанными от руки и на машинке текстами залистовали прихожую. Собирала их, кланялась. Было бы чему! В папке хранились мои научные и литературные труды за без малого тридцать лет. Научные – это главы диссертации с аккуратными и частыми «галочками» научного руководителя. «Галочки» указывали на место, куда необходимо вставить цитату из Ленина, Энгельса, Маркса и Брежнева. Среди прочего и то, что классики марксизма-ленинизма и генсек КПСС лучше меня разбирались в теории журналистики, заставило меня бросить аспирантуру и пойти работать по специальности, полученной на факультете журналистики Ленинградского университета, то есть в прессу.

Незавершенная диссертация – ладно. Но в папке хранились также рассказы, наброски, целые главы чего-то такого, что тянуло на многотомный эпос. И все было не просто плохо написано, а плохо с претензией: вычурно, с банальной философщиной и мудреными образными сравнениями.

Я перечитывала и покрывалась пятнами стыда. Заинтересовавшись цветом моего лица, муж спросил, что меня увлекло.

  • Собственные литературные опыты.

  • Ну, и как они?

  • Тихий ужас! – призналась я. – Какое счастье, что сама их обнаружила! А если бы потомки? Им бы пришлось честно писать в анкете, что прабабушка страдала тяжелым психическим недугом.

  • Молодец! – похвалил муж самокритику.

Решила, что навсегда откажусь от бумагомарательства. Хватит в доме двух журналистов, то есть нас с ним. А заведись литератор? Нет, лучше пригласить на жительство двоюродного брата, который зарабатывает на жизнь чеканкой по металлу.

Но второй удар, теперь уже внутренний, не заставил себя ждать. Он походил на удары колокола в пустоте. Подобная пустота знакома всем женщинам, чьи дети закончили школу. Ни тебе дневников, ни домашних заданий, ни родительских собраний, ни хулиганских выходок. Свобода и пустота! Удары колокола обозначали упреки: что же я такая графоманка бестолковая!

Словом, через два дня муж застал меня ожесточенно отбивающей дробь на клавиатуре компьютера.

  • Что за статья?

  • Это роман, - ответила я, не поднимая глаз, - или повесть, или трилогия, или эпопея. Еще точно не знаю.

  • Как у нас с головой? – спросил погрустневший муж.

  • Плохо с головой. Сплошь удары, внутренние и внешние.

  • Заметно, - согласился муж.

А сыновья говорили: «Мама от хорошей жизни стала писать книжки». Про хорошую жизнь – чистая правда. Моя мама тогда еще не болела, старший сын учился на юриста, младший - на математика, я работала редактором в лучшем издании всех времен и народов – журнале «Наука и жизнь», долги мы отдавали вовремя и даже случались периоды, когда их вовсе не имели.

Но, оглядываясь на прожитое, главным его содержанием я видела детей. А теперь два «содержания» отвоевывали право являться домой заполночь и выходить на связь через каждые три часа, а не через сорок минут.

Оба сына недоросли на два сантиметра, чтобы быть точно два метра (каждый по отдельности). Да и в целом у них много недостатков, что особенно было заметно в детстве.

Старшенький как только родился, принялся орать и не умолкал ни днем, ни ночью. Мы кочевали из больницы в больницу, домой ходили табуны врачей и ставили диагнозы один страшнее другого. От отчаяния я взялась самостоятельно изучать педиатрию. Сыночек замолчал, когда освоил способ передвижения на четвереньках. Тут, кстати, уже стало совершенно ясно, что ребенок замечательно здоров по всем статьям. Но расслабиться мы не могли, потому что он знакомился с миром исключительно путем экспериментов, попросту – бесконечных проказ и шалостей. Мы могли до упаду искать ключи от квартиры, а их находила соседка по коммуналке в своей кастрюле со щами.

Младшенький тоже нагнал на нас страхов. Он не орал! Спал себе и спал. Мы периодически подскакивали к кроватке, проверяли. Дышит и молчит! Чем ребенок болен? В четыре года он бегло читал, в пять складывал в уме трехзначные числа. Интернета двадцать лет назад не было, увлекательных книг мало, занять ребенка – проблема. Правда, он рано перестал задавать вопросы, убедившись в родительской бестолковости. Например, спрашивает меня, что такое падеж. «Падёж», - поправлю я и начинаю подробно рассказывать про вирус ящура, который губит целые стада крупного рогатого скота. Мальчик потом жалуется бабушке, что спросил про падеж слова, а мама долго говорила про больных коров.

Из первой вещи эпоса не получилось, только повесть «Выйти замуж». Супруг прочитал ее, исправил орфографические ошибки, сказал, что особенно страдает у меня написание наречий, напомнил, что я когда-то преподавала русский язык, и подвел итог: «в целом неплохо». В его устах это весьма достойная оценка.

Дети тоже побороли внутреннее сопротивление – начнешь мамино читать, а там нудная тоска, что маме скажешь?

Убедившись, что мой труд на снотворное не тянет, они даже стали распечатывать повесть и давать своим подружкам. Первые читательские отклики я получала примерно такие:

  • Валя читала. Говорит, понравилось. А, может, Валя в меня влюблена?

Таким образом, я получила поддержку в собственной семье, на меня перестали смотреть с тихой жалостью и благословили. Правда, пришлось дать клятву, что, как и прежде, все будут питаться много и вкусно, а по утрам получать чистые отутюженные сорочки. Слово это я держу до сих пор. За свою жизнь выгладила столько сорочек, что в них можно одеть маленькую армию или большую дивизию.

Судьба первой повести складывалась типично: ее читали в издательствах, иногда хвалили, но всегда отказывали в публикации. Но я-то разгон набрала, еще одну написала (называлась «Сосед» и потом стала первой частью «Позвони в мою дверь»). Успех был аналогичным, и я поняла, что занимаюсь глупостями. Надо найти себе другое увлечение. Шить, вязать на машине, крючком и спицами я умею. Но, скажем, вышивание гладью и макраме не освоены. К этим увлекательным занятиям я так и не приступила – времени не хватало. Писать книжки находилось, а для хобби – ни минуты.

Через два года мне исполнится пятьдесят лет, но старела я три раза в жизни, сразу на десять-двадцать лет. Первый раз – когда родился старший сын и ему ставили роковые диагнозы. Второй раз – когда тяжело заболела моя мама. Через пять лет она умерла – и я постарела в третий раз.

Хочется написать: «мама была простым и скромным человеком». Нет, не простым! Скромным – да! Богатая натура, которая сочетает врожденное достоинство и благородство с развитым умом и высокой нравственностью, не может быть простой.

Мама была преподавателем русского языка и литературы. Мы с ней семнадцать лет прожили (отца не стало, когда я была маленькой) в городе Кадиевка Ворошиловградской области . Потом я поступила в Ленинградский университет, и мы переехали в Питер. Вышла замуж, и уже всей семьей мы перебрались в Москву. Когда у меня стали рождаться мальчики, встал вопрос, кому с ними сидеть: мне или маме. Точнее сказать: вопроса перед мамой не стояло, она просто ушла с работы и стала воспитывать одного внука, потом двоих.

Соседки по Кадиевке и питерской коммуналке не могли поверить, что мама задолго до пенсии бросит работу, ведь она всегда трудилась от зари до зари. Мы жили на две стипендии, но очень весело и счастливо. Кстати, те же соседки мне замечали: «Ты себя с мамой не сравнивай, у тебя мама красивая женщина!»

Когда стало ясно, что после инсульта мама никогда не будет прежней, останется полу-парализованной, с невнятной речью, мы изо всех сил старались демонстрировать оптимизм и бодрость. Но в душе потемнело, точно в доме упало напряжение, и все лампочки светят в полнакала.

Я совершенно согласна с утверждением, что лучшие психотерапевты и лекарства от невзгод – это любовь и работа. Макраме и вышивание, конечно, не могли меня отвлечь, стала писать новую книгу - «Девушку с приветом». Отнести ее в издательство даже не пыталась.

И тут на горизонте замаячила длительная командировка. Будь мой муж нефтяником, я бы моталась за ним по северам, но он журналист-международник и периодически отправляется собственным корреспондентом за границу, а мы – семья – его сопровождаем.

Откровенно признаться, четверть века назад, когда я ближе познакомилась с этим молодым человеком, он нагнал на меня тоску. Мы учились на одном факультете и играли в студенческом театре. Впереди у меня была распланированная жизнь: упорная работа, блестящая карьера, замуж, конечно, надо выйти, но не раньше тридцати лет, а мне только двадцать два. И тут все рушится! Потому что нужно быть полной дурой, чтобы не выйти за этого человека немедленно и прочно! Для приличия я, понятное дело, покочевряжилась и с тоской оправилась в ЗАГС. Через некоторое время после свадьбы я с ужасом обнаружила, что на карьеру мне плевать и очень хочется рожать детей. Дальнейшее я уже описывала.

Итак, предстоящая командировка в Нью-Йорк. Детей мы взять не можем, они уже взрослые, университет закончили. Но можно культурно и физически развиваться: заниматься спортом и посещать музеи. То и другое в варианте принудительного образа жизни меня решительно не вдохновляет.

Когда-то я работала главным редактором газеты (потом закрывшейся) «Здоровье и мы». И одна сотрудница сказала обо мне: можно подумать, что Наталья Владимировна леди, а она – рабочая лошадь!

Теперь представьте в симпатичной квартирке рабочую лошадь, которая бегает по стенкам и потолкам, воя от скуки. Лошади, конечно, не воют, а ржут, но ржать от скуки – это уже слишком!

Мужу и детям мои перспективы были прекрасно ясны. И ситуация изменилась на диаметрально противоположную, по сравнению с той, что была, когда я писала первую повесть. Меня толкали в спину, подгоняя к компьютеру: твори, вдруг опубликуют, вот и не будешь тосковать на чужбине, станешь писать.

Подруга, которая очень многим мне помогла, за руку привела в издательство «Центрполиграф», посоветовала написать правильный женский роман. Обязательно четыреста пятьдесят страниц и три-четыре эротические сцены.

Длинно писать у меня никак не получалось. Герои бегали быстро, действовали активно и норовили на двухсотой странице покончить со своими проблемами. Тогда я стала делать вставки, утекать в сторону познавательности. Благо всю жизнь занималась популяризацией достижений науки, и всяких сведений у меня в голове чертова прорва.

С эротикой и сексом дело обстояло еще хуже. Как только я подбиралась к постельной сцене, начинала хохотать. В тех женских романах американских писательниц, которые я прочитала для постижения законов жанра, интимные эпизоды походили на взаимодейстиве человека и агрегата. Мужчина вроде оператора, женщина – пульт со множеством кнопочек и рубильничков. Он давит на кнопочки, агрегат начинает тихо гудеть, набирает обороты, пока не выйдет на проектную мощность. Но там все было всерьез, а у меня получались спошные хихиньки и хаханьки, надругательство над святым. Поэтому от эротики в «классическом» варианте пришлось отказаться.

Я очень благодарна издательству «Центрполиграф» за то, что его сотрудники увидели в моем первом романе нечто удобоваримое и попросили немного сократить. Когда я перечитала роман, моя благодарность еще более возросла – я бы такой забраковала. Он напоминал платье, на которое пришпандорили в большом количестве бантики, карманчики (те самые вставки и отступления), причем украшательства поместили и на рукава, и на спину.

Взяла ножницы и выстригла лишнее из рукописи. Кажется, не достаточно решительно, рука-то своя, не жестокая. Книга называется «Уравнение со всеми известными». Я имела в виду, что в жизни, теоретически и практически, не может случиться события по земным меркам невозможного. Все мы примерно знаем, что нас ожидает, но все равно решаем свое уравнение. Название, похоже, правильно произношу только я, остальные путаются: какое-то уравнение, то ли во всеми неизвестными, то ли с двумя-тремя.

Далее все складывалось благополучно: я писала новые романы и выгребала залежи из письменного стола (последнее из «раннего» - «Средство от облысения» скоро выходит). Таким образом, получилась невероятная производительность. Хотя на самом деле, за полтора года жизни в Нью-Йорке я написала только две совершенно новые вещи.

Муж не устает мне напоминать, что работаю я в идеальных условиях: тишина, спокойствие, твори себе и твори, только сорочки не забывай ему стирать и утюжить. Для меня идеальность заключается только в том, что удалось воплотить мечту многих людей – ходить на службу в спортивных штанах и комнатных тапочках.

Оторванность от родных, близких, друзей – это не подарок. Друзья и подруги - счастливая и важнейшая составляющая моей жизни. У меня пять очень любимых подруг и десять просто любимых. К сожалению, мы не часто видимся. Но есть и положительный момент: они не успевают заметить, насколько они умнее, талантливее и обаятельнее, чем я. Подруг заботит мое творчество. «Ты можешь постараться, - уговаривают они, - и написать действительно хорошую книгу!» Я обещаю стараться.

На самом деле я пишу для людей, которые ездят в электричках и метро. Чтобы они, читая мои книги, не уснули и не проехали свою остановку."

Наталья НЕСТЕРОВА

на правах рекламы

Все произведения Натальи Нестеровой