passion.ru
Опубликовано 07 ноября 2023, 12:00
10 мин.

Люди, которые умеют создавать чудо: разговор с детским офтальмологом Игорем Азнауряном

Офтальмолог Азнаурян рассказал о профессии и уникальных методах лечения детей.
Люди, которые умеют создавать чудо: разговор с детским офтальмологом Игорем Азнауряном

© Пресс-служба Игоря Азнауряна

Видеть. Так часто простые вещи кажутся обыденностью. Что значит видеть, смотреть? Мы не задумываемся. И не всегда ценим. А ведь есть те, кому это не дано. Люди с врожденной слепотой и множеством болезней, среди которых близорукость, глаукома, астигматизм.

Но есть те, кто может помочь подарить свет – во всех смыслах! Сайт «Страсти» поговорил с немного волшебником, офтальмологом и профессором Азнауряном Игорем Эриковичем. Он провел более 20 тысяч операций, является автором 150 публикаций, на его счету более 20 рационализаторских предложений и изобретений. Он помог множеству детей увидеть этот мир и научил смотреть правильно.

Игорь Эрикович рассказал о том, как это быть врачом, какие секреты есть, чтобы сохранить зрение, почему композитора Бетховена лучше не включать во время операций, и как детям дошкольного возраста убирают очки раз и навсегда.

Люди, которые умеют создавать чудо: разговор с детским офтальмологом Игорем Азнауряном

© Пресс-служба Игоря Азнауряна

Почему вы решили стать врачом? Как пришли именно к офтальмологии?

Знаете, здесь ничего особенного нет, все очень просто. Я в возрасте 11-12 лет решил, что буду доктором! У всех детей спрашивают: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» Кто-то хочет космонавтом, миллионером, а я хотел доктором (смеется). У меня бабушка была врачом, хорошим стоматологом, я с ней ходил в поликлинику, и как-то мне было все это близко. Эти запахи от лекарств, мне почему-то нравились сильно, не могу объяснить почему. Если есть призвание, оно, наверное, вот так формируется. У меня так сформировалось, и я решил стать доктором.

А уже потом, в институте, я заканчивал лечебный факультет, и когда уже пошла специализация после пятого курса – я выбрал офтальмолога. Потому что показалось это все очень интересным, в тот период как раз это бурно развивалось.

Потом детским офтальмологом, потому что детская офтальмология на стыке находится. Это же не только про глазные болезни, глаз рассматривается не просто как шарик, который мы видим. Там вся нервная система, неврология, нейрофизиология, весь этот зрительный акт, это очень сложный процесс, и мне эта сложность понравилась. Именно в таком смысле! По-другому детским офтальмологом не стать, если не знать всей сложности, в отличие от взрослых, которые рассматривают глаз, как шарик, основные болезни только – катаракта, глаукома, лазерная хирургия. А у нас еще и с нервной системой, эндокринной системой у детишек, все это трудно, но безумно интересно!

Расскажите о вашем участии в благотворительном фонде «Радость Ясного Взора»? (Фонд был основан в марте 2020 года братьями Азнаурян, которые более 20 лет занимаются офтальмологией, информационной и социальной помощью, — прим. «Страсти»). В чем ваша миссия?

Она отражена в нашем слогане – «Радость Ясного Взора». Смысл не только в том, чтобы люди могли смотреть, но могли и видеть. А для этого все-таки нужно хорошее зрение, и в прямом и переносном смысле. Наш фонд в основном лечит детей и занимается детьми с патологиями зрения.

Дети – это основа нашего завтрашнего дня, и здесь много важных моментов. Начиная с того, чтобы была возможность получать хорошее и современное образование, ведь очень много интересных детишек попадаются, много тех, кто плохо видит, и нужно сделать так, чтобы они имели хорошую возможность личного и социального развития. Это важно! И чтобы у ребенка была возможность развиваться, чтобы его социализация правильно происходила. Вы ведь знаете какие проблемы бывают у детей с плохим зрением, которые ходят в толстенных очках или у кого глаза вкривь и вкось.

Расскажите самую запоминающуюся историю с одним из подопечных вашего фонда?

Их так много! Вы понимаете, я за свою жизнь…. Это сотни тысяч детей! Я могу рассказать очень много травматичных и, наоборот, счастливых случаев. Я отвечу по-другому.

Что нас заставляет, нас — это врачей, которые действительно с призванием пришли в эту профессию, за честь и за совесть, что нас заставляет каждый день идти на работу, и каждый день делать, то, что мы делаем? Это ощущение, получаемое от той радости, которую видишь в глазах своих пациентов. В глазах родителей! Когда родитель приходит и говорит: «Доктор, он не видел, а сейчас, представляете, он назвал мне сегодня, номер автобуса, который приближался к остановке. Или из окна начал видеть номера машин». Это счастье! Когда родители поднимают глаза и смотрят на тебя, и для них мы люди, которые умеют создавать чудо! А ты понимаешь, что чуда нет, и что ты это сделал – здесь зашил, тут пострелял лазером, там поработал так, и все получилось. И вот это ощущение, энергетика, которой я питаюсь от своих пациентов, это как наркотик. Знаете, без этого жить невозможно!

Я уже 35 лет работаю в этой отрасли, уже приходится думать о пенсии, мне скоро 60 лет, и я думаю, что лет через пять-шесть-десять, когда там нужно будет, не буду работать и я не представляю, как это будет выглядеть.

И когда вы спрашиваете про самую запоминающуюся историю… они все непохожие, все разные, но ощущения – одинаковые.

Как считаете, с годами люди стали больше помогать другим или меньше? Количество людей, готовых отдавать деньги на благотворительность, становится больше?

Да, их становится больше! Во-первых, фонд узнают, и он стал довольно известным. Все благодаря и усилиями нашего президента фонда и всех сотрудников, которые работают от души. Дело – благородное! И всем нравится, чем они занимаются. За короткий промежуток времени, все больше людей охватываются, и если раньше нам удавалось пристраивать одного-двух детишек, то сейчас значительно больше! Я не буду говорить цифры конкретные, но каждый квартал на 20% происходит увеличение количества детей, которых мы можем пристраивать и лечить за собранные деньги.

Есть ли какая-то личная история, которая привела вас в благотворительность?

Что значит, когда человек болеет? Ему необходима современная, квалифицированная, технологичная помощь, а ведь она не бывает бесплатной! Я тоже это знаю, и как врач, и как человек. И я понимаю, в каком тяжелом положении оказываются люди. А почему не бывает бесплатной? Вот предположим: одного человека за свои деньги доктор взял и вылечил. Такое бывает, и довольно часто. Но вы не можете из этого сделать систему! Таких людей, которые нуждаются, их много! И вот мы решили тогда сделать эту систему, чтобы приблизить и дать квалифицированную помощь (на уровне лучших мировых стандартов и возможностей!).

Назовите самые распространенные глазные болезни у детей, которые требуют помощи фонда?

Если говорить о хирургических болезнях, самая распространенная – болезнь двигательного аппарата. Больше двадцати видов разных косоглазий, синдромы, параличи, и т. д. Есть и врожденная катаракта, врожденные глаукомы, есть патологии слезных путей, таких много. И терапевтические заболевания, это, конечно, нарушение оптики глаза, это астигматизм (дефект зрения, характеризующийся неравномерной кривизной полусферы роговицы глаза и отсутствием единой фокусной точки, – прим. «Страсти»), близорукость, дальнозоркость.

Кстати говоря, мы сделали так, что сегодня можем убирать очки у детей до школы. Вот ребенок родился с высоким астигматизмом или с высокой дальнозоркостью, или односторонней близорукостью, врожденной, не прогрессирующей, и мы таким детям можем в пять лет снять очки. Они идут в школу без очков. Это опять же про социальную адаптацию. Но эти технологии не распространены сегодня, вы это не сделаете в любой клинике. В Москве не везде сделаете! И в мире, не в каждом американском городе. А у нас вот – доступно! И мы многим детям так уже сняли очки. Они пошли в школу без очков и видят хорошо, по 100%.

Вы 35 лет помогаете детям с патологиями органа зрения видеть мир, проводите серьезные операции, что самое сложное в вашей профессии?

Самое сложное…знаете, когда безысходность! Если есть малейший шанс, ты ловишь и вытягиваешь. Это вдохновляет! Но есть безысходность, бывает так. Самое тяжелое, когда сидит родитель перед тобой, а ты ему объясняешь, что ничего сделать не можешь, понимаешь, что никто на свете не сделает. А так обычная профессия – завтрак, обед, ужин (смеется).

Какая операция у вас была самая серьезная?

Это, когда мы придумали модификацию нашей операции при параличе глазодвигательного нерва (Паралич глазодвигательного нерва — состояние глаз в результате повреждения глазодвигательного нерва или его ветви. Как следует из его названия, глазодвигательный нерв управляет основной частью мышц, контролирующих движения глаз, главные симптомы паралича следующие: опускается верхнее веко, глаз отклоняется к виску и вниз, появляется двоение в глазах, ухудшается зрение вблизи, – прим. «Страсти») – уникальная вещь! Мы первыми сделали, в 2015 году, мы еще получили всевозможные призы на международных форумах. Благодаря этой операции глаз, который у ребенка не двигался, начал двигаться.

Бывают случаи после травмы, предположим травма головы, черепно-мозговая после аварии, взрослые люди нормально жили, а теперь все перед глазами двоится, глаза плохо двигаются, мы таких восстанавливали тоже. И даже известных людей! Эти уникальные, сложные вещи в книжках не написаны, про это нигде не прочитаешь. Все это делаешь исключительно из опыта, из знаний. Интегрируешь в ситуацию конкретного пациента и получается результат!

А вы волнуетесь, когда делаете операцию? Или уже все перешло в механизм?

Нет, волнения у меня никогда нет. У меня сосредоточенность всегда!

Как перед операцией настраиваетесь?

Мою руки (смеется). Пока я мою руки, в голове пролистываю, что я должен делать, после чего, как – у каждого пациента. Я до операции несколько раз смотрю пациента, он у меня полностью запечатался. Я помню все его цифры, что у него, какие данные, вводные. Все это у меня перед глазами. Уже потом в процессе операции можно бубнить и напевать себе что-то под нос или слушать классическую музыку! И все идет спокойно, гладко. Это очень помогает.

Вы включаете музыку прямо во время операции? Какие композиторы нравятся?

Да! Чайковский, Рахманинов, Бах. А вот Бетховен нет, я включал, два раза пробовал, и оба раза … начиналась тревожность какая-то, мелкие проблемы, и я понял, Бетховена включать нельзя! На депрессию наводит. Шопен тоже так себе, хотя музыка красивая, но не годится на операцию.

Расскажите про простые правила – как в век технологий уберечь зрение детей и свое?

С собой ничего не сделаешь! Если есть проблемы, правильно назначить очки для компьютера и все. А то, что касается детей – да, нужно, чтобы они меньше использовали смартфоны и планшеты, только для дела. И использовали компьютеры с большим экраном, обязательно сидя за столом. Ни в коем случае не лежа, не во время еды. Планшеты и смартфоны способствуют тому, что у детишек развивается близорукость.

А когда детям уже можно давать телефоны?

Все зависит от воспитания, моему внуку три года, пока не хочет пользоваться. Можно, когда вырос.

Какую роль играет наследственность? Если у меня большой минус, можно ли утверждать, что и у ребенка он будет?

Как правило играет. Наследственность – это штука сложная и простыми способами не исправляется. Но самое главное, что сегодня мы умеем это лечить! Поэтому не нужно искать партнера по признаку – носит очки или нет (смеется).

Правда ли, что в темноте нельзя читать? Все бабушки ругаются и говорят детям, что от чтения в темноте можно ослепнуть.

Конечно! В темном помещении тяжело глазам! Это правда, они больше напрягаются.

Что лучше – очки или линзы?

Лучше сделать лазерную коррекцию (смеется).

А можно ли делать коррекцию зрения до 18 лет?

Да, можно, и мы делаем, у нас дети в пять лет снимают очки! Это уникальная вещь, ее делают несколько клиник в мире, их немного, кто умеет это делать детям. И мы были одними из первых в мире, кто начал это делать. Технология, которую мы применяем – уникальна и очень эффективна, и практически нет никаких побочных эффектов.

А можно ли делать лазерную коррекцию зрения несколько раз в жизни?

А зачем, если вы один раз правильно сделали. Если все правильно сделали, все условия соблюдены, расчеты все верные, сама техника исполнения верная, не должно быть проблем. Бывает, что через шесть месяцев докоррекцию надо сделать, но это считается одним разом. А если вам каждые четыре года приходится что-то делать, значит что-то не так. И есть предел утолщения роговицы, больше какого-то количества раз делать уже нельзя.

Вы говорили в одном из интервью, что компьютеры безопаснее для глаз, чем телефоны. Сколько часов в день можно провести за компьютером?

Надо правильно! В позе сидя, на достаточном расстояние, и работать себе спокойно. Это про взрослых. А школьникам чисто по работе и для учебы. Детям, слава Богу, так много не задают, чтобы целый день сидеть, с утра до ночи за компьютером. А в игрушки играть – я не советую.

А у вас хорошее зрение, как бережете?

А я не делюсь своими секретами. Хожу без очков!

Наш сайт называется «Страсти», а что для вас значит страсть?

Хороший вопрос (задумался). Страсть, это когда настолько сильно хочешь, что ни о чем другом думать не можешь! Вот настолько хочешь! Чего-то… или кого-то (смеется).

Люди, которые умеют создавать чудо: разговор с детским офтальмологом Игорем Азнауряном

© Пресс-служба Игоря Азнауряна

Для справки: благотворительный фонд «Радость Ясного Взора» был основан в марте 2020 года братьями Азнаурян, которые более 20 лет занимаются офтальмологией, информационной и социальной помощью.

«Фонд помогает детям до 18 лет с патологиями зрения. Мы работаем только за счет пожертвований. Именно благодаря вам мы можем вовремя прийти на помощь нашим подопечным и выполнить перед ними все обязательства», – отмечают учредители.

Команда фонда фокусирует внимание на улучшении качества жизни подопечных и их возможностях для самореализации в обществе. Сайт фонда.