Династии

Две невестки Петра Великого (София-Шарлотта и Ефросинья)

© Царевич Алексей и кронпринцесса Шарлотта

   О двух женщинах – кронпринцессе Шарлотте и крепостной девке Ефросинье – известно очень немного. Пожалуй, лишь то, что одна из них была женой, а вторая – любовницей царевича Алексея. А между тем именно им, точнее, их отношениям с несчастным царевичем Алексеем Петровичем Россия обязана сотрясавшим ее в течение почти всего восемнадцатого века смутам, дворцовым заговорам и переворотам. Если бы царевич уделял больше внимания жене, то спокойно унаследовал бы корону своего великого отца. Но Алексей предпочел любовь крепостной девки, ради которой отказался и от короны, и от скипетра, и даже от собственных детей.

   О двух женщинах – кронпринцессе Шарлотте и крепостной девке Ефросинье – известно очень немного. Пожалуй, лишь то, что одна из них была женой, а вторая – любовницей царевича Алексея. А между тем именно им, точнее, их отношениям с несчастным царевичем Алексеем Петровичем Россия обязана сотрясавшим ее в течение почти всего восемнадцатого века смутам, дворцовым заговорам и переворотам. Если бы царевич уделял больше внимания жене, то спокойно унаследовал бы корону своего великого отца. Но Алексей предпочел любовь крепостной девки, ради которой отказался и от короны, и от скипетра, и даже от собственных детей.

Все это, разумеется, не приходило в голов y царю Петру, когда в 1690 году от немилой законной жены Евдокии родился у него сын и наследник Алексей. Впрочем, видел он свое чадо крайне редко, поручив его заботам любимой сестры, старой девы царевны Натальи. В девятнадцать лет молодой царевич отравляется за границу — грызть гранит науки. Там год спустя его настигло письмо отца следующего содержания:

“Объявляю вам, что по прибытии к вам господина князя Меншикова ехать в Дрезден, который вас туда отправит, и, кому с вами ехать, прикажет. А когда скончишь, отпиши нам. За сим управи Бог путь ваш”.

“Отпиши” — означало конец учебы и женитьбу. Для того и был командирован в Германию Меншиков — правая рука и доверенное лицо царя Петра. Преобразователь России задумал искоренить еще один русский обычай: избирать невесту в царский дом средь своих же подданных, и породниться с каким-нибудь иностранным августейшим семейством. Меньше всего при этом он склонен был спрашивать мнение собственного сына, хотя сам в молодости довольно настрадался от навязанного ему матерью и боярами брака без любви. И не задумывался над тем, что его собственный “гражданский брак” с простолюдинкой Мартой может подтолкнуть царевича Алексея к кое-каким не совсем приятым для отца выводам. Тем не менее Меньшиков принялся усердно искать невесту наследнику русского престола. И нашел ее в 1710 году. Принцесса бланкенбургская София-Шарлотта была сестрой австрийской императрицы Елизаветы. “Дом наших сватов — изрядный", — писал Петр своему сенату.

Надо думать! Австрийский двор был одним из самых церемонных и самых роскошных в Европе. Шестнадцатилетняя кронпринцесса Шарлотта была приучена жить в роскоши, имела многочисленную прислугу, целый штат придворных дам. Она и представить себе не могла, какая жизнь ждет ее в далекой России.

В конце 1710 года Алексей пишет отцу, что готов исполнить его волю — жениться на иноземке. Он был достаточно умен (вопреки сложившемуся о нем в истории мнению), понимал: противиться воле отца бессмысленно. Прикажет — на лягушке женишься.

В августе 1711 года состоялось бракосочетание царевича Алексея с принцессой Шарлоттой. Молодая жена сохранила лютеранское вероисповедание, но дала обещание воспитывать будущих детей в православии. Венчание состоялось в Дрездене, а через три дня царевич получил приказание отца... немедленно отправиться в Россию и там заведовать продовольствием для армии. Такой “подарок” царственного свекра шокировал не только новобрачную, но и весь двор.

Лишь через полгода принцесса встретилась со своим мужем, приехав к нему в армию. В каких условиях пришлось там жить Шарлотте, остается только догадываться. Сам царевич не ломал голову над удобствами для молодой жены: он привык к тому, что его мачеха, “сердечненький друг Катеринушка”, безропотно делит с отцом все тяготы военно-кочевой жизни. О том, что бывшая прачка получила несколько иное воспитание, нежели немецкая принцесса, никто не задумывался. Более того, три месяца спустя Петр отправляет сына в действующую армию, а принцесса целый год вынуждена жить в одиночестве в заштатном прибалтийском городе Эльбине, не имея денег на самое необходимое.

Петр тем временем официально женится на “друге Катеринушке” и становится отцом долгожданного сына Петрушеньки — “шишечки”, как его называют счастливые родители. Тут не до невестки и не до старшего сына: не путаются под ногами — и ладно.

Понадобилось вмешательство ближайших советников Петра, чтобы разъяснить царю щекотливость ситуации. Народ с недовольством воспринял женитьбу царевича-наследника на иноземке, иноверке, так нужно ее как можно скорее привезти в столицу, постараться склонить к православию, да и о наследнике подумать. Петр посылает невестке приказ ехать в Россию. Кронпринцесса наконец прибыла в Северный Парадиз – Санкт-Петербург, где ее встретили льстивые, раболепные придворные и… известие о том, что ни мужа, ни свекра она не увидит. Оба – в очередном военном походе.

Наконец Алексей вернулся в Петербург. Полгода они с принцессой Шарлоттой смогли провести вместе, и народу наконец объявили долгожданную весть: ее высочество в тягости и к середине года родить изволит, если на то воля Божья будет. Первенец Алексея и Шарлотты родился ровно через три года после свадьбы. Это была девочка, крещенная Натальей — любимое имя царя Петра. Впрочем, новоявленный дед добродушно попенял невестке, что внук его обрадовал бы больше, чем внучка. И Шарлотта обещала, что следующим будет мальчик, “ежели ваше царское величество соизволит мне с мужем разлучаться реже”.

И хотя царевич Алексей уже по собственной инициативе не слишком много времени уделял жене, она выполнила свое обещание и через год, в 1715 году, родила сына, царевича Петра, будущего императора Петра Второго. Роды прошли благополучно, но через несколько дней родильная горячка свела Шарлотту в могилу. Ей не было еще и двадцати двух лет.

В Германии утверждали, что ее свела в могилу печаль. Слишком одинокой и никому не нужной оказалась она в России. Возможно, в этом была доля истины. Но сама принцесса не сделала ни малейшей попытки приспособиться к новым условиям жизни. Ни слова не знала по-русски, не общалась ни с кем, кроме своих придворных дам-саксонок. Петр ошибся в своих расчетах: иноземка-невестка ничем ему не помогла. Только внука родила — так ради этого не стоило родниться с австрийским императором и вызывать лишнее неудовольствие бояр и духовенства.

А самое печальное заключалось в том, что вялая и малотемпераментная Шарлотта совершенно не привлекала своего мужа как женщина, и тот начал искать утешения на стороне. Нашел он его довольно быстро, еще при жизни жены, и утешение это, переросшее в страстную любовь, стоило впоследствии царевичу жизни.

Ефросинья Федорова, крепостная девка, была отдана царевичу Алексею одним из тех его приятелей, которым он в минуты раздражения жаловался на “жену-чертовку”. И очень скоро царевич жизни себе не мыслил без этой простой девушки, с которой не только отдыхал, но и советовался. После смерти законной супруги он наконец-то смог уединиться со своей ненаглядной Ефросиньюшкой. Правда, ненадолго, ибо пришло грозное письмо от отца, в котором Петр требовал от Алексея сделать выбор – или стать настоящим сподвижником государевых дел и наследником, или отказаться от престола и постричься в монахи. Ни в том, ни в другом варианте Ефросинье места не было.

И царевич решил скрыться от отца в каком-нибудь европейском государстве.

Бежал он не куда-нибудь, а в Вену, к родственникам своей покойной жены. Там он поведал австрийскому вице-канцлеру следующее:

“Я ничего не сделал отцу, всегда был ему послушен, ни во что не вмешивался, ослабел духом от преследований, потому что меня хотели запоить до смерти. Отец был добр ко мне. Когда у меня пошли дети и жена умерла, то все пошло дурно. Она с князем Меншиковым постоянно раздражапа отца против меня, оба люди злые, безбожные, бессовестные. Я против отца ни в чем не виноват, люблю и уважаю его по заповедям, но не хочу постричься и отнять права у бедных детей моих, а царица с Меншиковым хотят меня уморить или в монастырь запрятать. Никогда у меня не было охоты к солдатству, но все поручения отца по армии я исправно выполнял, и был он мной доволен. А потом мне дали знать, что приверженцы царицы и Меншикова хотят меня отравить, для чего подговорили отца вызвать меня к себе, дабы у них на глазах находиться, или в монастырь идти. Сказал я, что к отцу еду, а сам сюда приехал, дабы просить покровительства и убежища для себя и детей моих в память о жене”.

Интересно, в каком качестве представил тогда Алексей свою спутницу? Впрочем, Ефросинья путешествовала, переодетая пажем. В таком виде она укрывалась с царевичем в крепости Эренберг недалеко от Вены. Когда ищейки Петра напали на след царевича, перебралась с ним в Италию, в Неаполь. А в Вену с требованием выдачи царевича явился Петр Толстой. Он заявил, что Россия готова объявить Австрии войну, если дело не решится мирно, путем переговоров. Австрийцы немедленно раскрыли секрет местонахождения царевича, и вице-король Неаполя сообщил Алексею, что, если он не подчинится воле отца и не вернется на родину, его разлучат с Ефросиньей.

Только этим обманом и напугали царевича. Чтобы не расставаться с возлюбленной, он решил ехать в Россию. С двумя условиями: разрешить ему жить в деревне и обвенчаться с Ефросиньей. На свой страх и риск Толстой ему это обещал — и повез своего царственного пленника к Петру. Беременная Ефросинья ехала медленнее, особым поездом. А Алексей всю дорогу упрашивал Толстого задержаться, дождаться Ефросинью, дать ему обвенчаться с нею и уж потом являться на глаза грозному батюшке. Толстой вилял и тянул время, пока не подоспела депеша от самого Петра:

"Мои господа! Письмо ваше я получил, и что сын мой, поверя моему прощению, с вами действительно уже поехал, что меня зело обрадовало. Что же пишете, что желает жениться на той, которая при нем, и в том весьма ему позволится, когда в наш край приедет, хотя в Риге, или в своих городах, или в Курляндии у племянницы в доме (герцогини Анны Иоанновны), а чтоб в чужих краях жениться, то больше стыда принесет. Буде же сомневается, что ему не позволят, и в том может рассудить: когда я ему такую великую вину отпустил, а сего малого дела для чего мне ему не позволить? О чем наперед сего писал и в том его обнадежил, что и ныне паки подтверждаю. Также и жить, где похочет, в своих деревнях, в чем накрепко моим словом обнадежьте его”.

Ясно, что прощение получено полное. Ведь и отец был не без слабостей: любил когда-то дочь виноторговца Анну Монс, а теперь бывшую пленную немку-прачку царицей сделал. Отчего же и сыну не позволить любить ту, которая ему дороже всего на свете? Тем более что в наследниках мужского пола и без него уже недостатка нет: младший сын от Катеринушки, внук...

3 февраля 1718 года царевич предстал в Кремле перед отцом. Бросился ему в ноги, во всем повинился, со слезами просил помилования. Петр простил на условиях — отказаться от наследства и открыть своих сообщников в побеге. Царевич отрекся от престола в Успенском соборе перед Евангелием и подписал отречение. И выдал всех, кто ему помогал. За полтора месяца розыска свыше десяти приближенных царевича приняли мученическую смерть на колу или на колесе. А Алексей ждал свою возлюбленную, мечтал о тихой жизни с ней в деревне. В светлый праздник Пасхи на коленях умолял мачеху похлопотать еще раз перед отцом за этот брак. Буря, казалось, миновала. И тут в Петербург приехала Ефросинья, которую решили допросить — просто так, для порядка. Никто и подумать нe мог, что ее показания приведут к такой страшной развязке. По неведению или из желания спасти себя, эта женщина открыта такое, до чего никто не докопался и чего царь даже и не ожидал.

“Писал царевич письма по-русски к архиреям. и по-немецки в Вену, жалуясь на отца . Говорил царевич, что в русских войсках бунт и что это его весьма радует. Радовался всякий раз, когда слышал о смуте в России. Узнав, что младший царевич болен, благодарил Бога за милость сию к нему, Алексею. Говорил, что "старых" всех переведет и изберет “новых” по своей воле. Что когда будет государем, то жить станет в Москве, а Петербург оставит простым городом, кораблей держать не станет вовсе, а войско — только для обороны, ибо войны ни с кем не желает. Мечтал, что, может, отец его умрет, тогда будет смута великая, ибо одни станут за Алексея, а другие — за Петрушу- “шишечку", а мачеха глупа зело, чтобы со смутой справиться...”

Перед Петром встал страшный выбор. На то, чтобы казнить родного сына, даже он не мог решиться сразу. Сердечный друг Катеринушка просила сохранить царевичу жизнь, постричь его в монахи. Царь резонно возразил:

— Клобук монашеский к голове не гвоздем прибит.

26 июня 1718 года царевича Алексея не стало. О дальнейшей судьбе Ефросиньи и ее ребенка ничего не известно. Но если бы у нее хватило ума помолчать — вполне могла когда-нибудь оказаться на престоле российском, и не было бы кровавого царствования Анны Иоанновны, убийства внучатого племянника Петра — Петра Третьего и прочих событий, стоивших жизни десяткам тысяч ни в чем не повинных людей.

Две женщины имели роковое значени в трагической судьбе царевича Алексея, две невестки герра Питера — законная и незаконная — лишили его старшего сына и фактически пресекли род Романовых.

Французы правильно говорят: “Ищите женщину”.