Осиные страсти (Часть 23)

   Понедельник Я ненавижу собственные дни рождения. Так повелось с детства. Когда я была совсем маленькой, то по семейным обстоятельствам жила с бабушкой и дедушкой. Они были строги, справедливы и … бережливы. Нет-нет, я их обожаю и ни в коей мере не осуждаю за вечную финансовую экономию, но именно она была причиной того, что мой день рождения праздновался в узком семейном кругу. В моих воспоминаниях до сих пор очень четко вырисовываются недоуменные лица моих дворовых друзей и подруг, которым я говорила, что праздновать свой день рождения не буду:

дело в том, что во дворе существовала традиция для именинников – приглашать к себе домой друзей, хвастаться игрушками и подарками, угощать сладостями и газировкой – самым главным лакомством моего детства.

Только я никогда не испытала счастья сидеть во главе стола, за которым сидят мои друзья, с бантом, завязанным на макушке, и подаренной куклой, ростом с меня саму, и ловить при этом завистливые взгляды подруг.

На мой день рождения приходили только взрослые. Родители, бабушка, дедушка, иногда – дядя, и совсем редко – соседка тетя Таня, которая дарила обычно старые игрушки своего выросшего сына – пистолетики и солдатиков, которые мне, пухлой розовощекой девчушке, бредившей куклами Барби и плюшевыми игрушками, были совсем не нужны, и я вяло говорила: «Спасибо», не дожидаясь пока бабушка тронет меня за плечо и тихо прошепчет: «Что надо сказать?».

И всё мое детство день рождения ассоциировался у меня исключительно с полным холодильником вкуснятины, которую можно доедать ещё неделю после праздника.

Я опускаю бесполезные рассуждения на тему «Почему?» - я догадываюсь, что дело не только в том, что приглашенная малышня могла нехило надкусить семейный бюджет, и не в том, что мои родители не догадывались, чего же я хочу на самом деле, просто всё было гораздо сложнее, и причина наверняка крылась в сложных межличностных отношениях мамы и бабушки с дедушкой, на территории которых я жила и, соответственно, праздновала свои праздники, но не буду я в эту тему углубляться: плесень времени уже накрыла эти годы.

Осознав, что со мной (или моей семьёй) что-то не так, я стала бояться своих дней рождения. Я молилась, чтобы никто из моих подружек не вспомнил об этом самостоятельно, и старалась заранее выдумать внятную причину (почему в этот день я не выйду гулять), и анонсировала её недели за две. Я, как правило, врала, что на целый день меня увозят на дачу – прямо с раннего утра и дотемна - чтобы никто из девчонок не вздумал зайти за мной домой и обнаружить «взрослый» праздник.

Ситуация изменилась только тогда, когда я начала зарабатывать. А случилось это уже в студенческие времена.

Вот тогда впервые я отпраздновала свой день рождения с друзьями, накрыв столы в дешевом студенческом кафе, причем половину суммы спонсировала мама. Я очень ждала этого дня и предвкушала, что получу от своего «именинничества» удовольствие, недополученное в детстве. Но ожидания мои совершенно не сбылись. Народ веселился и шумно поздравлял меня, а я сидела во главе стола, разрумянившаяся от духоты, и весь праздник переживала – хватит ли спиртного и закуски, и что делать, если их не хватит, ведь денег осталось исключительно на проезд до дома. Спиртного не хватило, но ребята скинулись и сбегали за дешевым вином, которым «догонялись» уже на квартире у Костика, вечно пьяного вечного студента, квартира которого располагалась совсем рядом с кафешкой.

Вино оказалось прокисшей брагой, я поняла это сразу по запаху (сама принципиально алкоголь я не пила) и пыталась остановить ребят, взламывающих бутылку за бутылкой и щедро разливающих эту брагу в протянутые стаканы.

В общем, отравление было массовым, и лекции на следующий день были сорваны, в смысле отменены, из-за неявки большинства студентов. Этим и запомнился мой день рождения моим сокурсникам, которые, делясь со мной впечатлениями, говорили:

• Оль, я как посмотрю на тебя, сразу вспоминается, что было на твоей днюхе, и резь в животе начинается …

В общем, не люблю я свои дни рождения. К чему это я? А!

• Ну, что будем делать с твоим грядущим юбилеем? – Спросил меня Мишка по пути на работу.

• Да чихать я на него хотела! – Сонно ответила я, вкладывая в этот ответ и прямой и переносный смысл. Прямой - потому что общее болезненное состояние даёт себя знать, а переносный – потому что даже думать о грядущем празднике мне не хотелось.

• Кош, ну что ты как ребенок? Давай, думай. Где будешь праздновать? Дома – значит надо продукты закупать, в кафе – значит надо столик заказывать… Кого пригласишь? Короче, времени-то не остаётся, надо уже решать оргвопросы, - рассуждал Мишка.

Я молчала.

• Ну что ты молчишь? – Рассердился он.

• Отстань от меня, я болею.

Мишка осуждающе покачал головой. Знаю-знаю, я невыносима.

На работу не пошла – решила отваляться. Целый день пялилась в телевизор и испытывала при этом стойкое чувство вины: мне было неудобно перед остальными сотрудниками, в конце концов, сопли – это не повод прогуливать рабочие будни. Я же не при смерти… Но к вечеру всё прошло. И сопли, и чувство вины.

Сегодня ситуация сложилась так, что мне пришлось заехать к Мишке на работу. Я вошла в офис – и обомлела… Я была уверена в том, что всех сотрудников его компании я знаю: видела вживую на всяческих корпоративных мероприятиях, ну или на фотографиях этих самых мероприятий, на которые я не попала или которые проходили в ранге «без жён».

Но уже в предбаннике я встретила двух длинноногих напомаженных красоток, которые курили тонкие ментоловые сигареты и смеялись хриплыми голосами. «Может, клиентки?» - подумала я. В коридоре я наткнулась на ещё одну неопознанную мною симпатичную блондинку в вызывающе-обтягивающем платье. Странно.

В приёмной Мишкиного кабинета я обнаружила ещё двоих девушек: одна - секретарша - с пятисантиметровым маникюром и в розовом лифчике, хорошо обозримом сквозь прозрачную светлую блузочку, а вторая – видимо её подружка, пришедшая на кофе, - дитя солярия с лицом, выражающим неудавшуюся попытку замазать тональным кремом сборище прыщиков.

• Вы к кому? – Встрепенулась секретарша, которую – я знаю по Мишкиным рассказам – зовут Олеся.

• Я к Михаилу, Олеся, - вежливо и несколько высокомерно сказала я.

• Присядьте, он занят, - ответила она и оценивающе на меня посмотрела.

• Доложите, пожалуйста, Михаилу, что к нему пришла жена.

• Я, конечно, доложу, но я знаю, что Михаил не женат, - Олесе на вид было около двадцати, но об этикете она, судя по поведению, ничего не слышала или просто, от нечего делать, захотела меня поддеть.

• Просто доложите, - сухо велела я.

Она взяла телефонную трубку, нажала на кнопочку и произнесла ёрническим тоном секретарши, которую задолбали посетители:

• К вам пришла девушка, которая говорит, что она – ваша жена…

«Вот маленькая соплюшка!» - возмутилась я мысленно.

Дверь открылась, Мишка вылетел в приёмную, поцеловал меня и радостно произнес:

• Кош, я уж думал что-нибудь случилось! Заждался! Кофе будешь?

Я не хотела кофе, но мысль о том, что Олеся своими наманикюренными пальчиками будет делать его для меня, доставила мне удовольствие, и я кивнула:

• Буду.

• Лесь, два кофе. Один без сахара, но со сливками в пропорции один к двум, - сказал Мишка, ежеутренне делающий мне кофе, и увидев недоумение на её лице, добавил: – один кофе мне, Леся, как всегда – с сахаром и без сливок, а один – без сахара и треть чашки – это сливки. Запомнила?

Олеся неуверенно кивнула. Мы с Мишкой вошли в его кабинет.

• Я сейчас в кулуарах тут у вас видела стройных моделевидных кралечек. Ты мне не говорил, что вы набрали красоток…

• Ой, Кош, - Мишка поморщился. – Ну что я буду говорить тебе о каждой новой девочке, взятой на работу?

• Да нет… Просто когда я прихожу и вижу целое модельное агентство мне становится как-то не по себе…

• Ты ревнуешь что ли? – Обрадовался Мишка.

• Есть немножко.

Мишка самодовольно улыбнулся, подмигнул мне, сказал: «Зря я, конечно, это делаю!» и нажал на селектор.

В кабинет ворвались два девичьих голоска – Олесин и её подруги.

• Представляешь, я вчера узнала, что в Малайзии нельзя загорать топлес. Законом запрещено! По ящику сказали.

• Ужас! Раз по ящику говорят - значит точно нельзя. Какое дело этим депутатам, как девушки загорают.

• Не говори, ходят, бедные, разноцветные. Где-то темные, где-то бледные. А с парнями как? Раздеться стыдно! Только в темноте, чтобы не позориться?

• Ужас! Хорошо, что у нас можно. И солярии придумали.

• Ага, - захихикали девушки.

Мишка выключил селектор и спросил:

• Очень познавательно, да? И вот так целый день…

• Ты хочешь сказать, что я могу быть спокойна?

• Кошенька, ты же знаешь, что моя эрогенная зона – это мозги. Когда их нет, то никакой розовый лифчик не поможет.

• Ага-а-а-а! Ты заметил!

• Конечно, заметил. Мне не интересны другие женщины, но я же не импотент. Основной инстинкт, знаешь ли. Я уже месяц на каждой оперативке шефу предлагаю ввести дресс-код, чтобы набранные красотки не отвлекали парней от работы. А он, озабоченный мужик, говорит: «А как ты думаешь, зачем я их набрал? Чтобы они в скафандрах ходили?» ну, у него пунктик такой… Мы уже привыкли. И если честно, никто из парней не жалуется.

Открылась дверь и вошла Олеся с подносиком и двумя чашками, молча поставила перед нами по чашечке кофе, и также молча вышла.

Я отпила глоток и поморщилась.

• Он с сахаром!

Мишка нахмурился и сказал:

• Вообще-то, она не настолько глупа, чтобы не запомнить…

• Значит, это её маленькая месть за то, что ты, её обожаемый начальник, занят… мною.

• Я сейчас скажу ей, пусть другой сделает…

• Не надо. Вдруг ещё плюнет туда от переполняющих чувств, - сказала я задумчиво, оценивающе глядя на пенку на моём капуччино.

• Ну ладно, - Мишка решительно поднялся из-за стола и поправил ремень на брюках. – У меня сегодня решающий день. Пан или пропал. У нас с шефом совещание, на котором я поставлю вопрос ребром. Так что не исключено, что с завтрашнего дня я буду безработным.

Я пожелала Мишке удачи, перекрестила его на прощание, и сказала:

• Котик, я в тебя верю!

По пути домой я поймала себя на мысли, что очень переживаю. Мишкино увольнение перед моим юбилеем - не лучший подарок.

Вчера Мишка пришёл очень поздно и сразу лёг спать, поэтому о результатах совещания я стала выспрашивать только сегодня. Но он был удручен, молчалив и очень агрессивно вёл машину. В конце дня, когда я позвонила ему спросить, что приготовить на ужин, Миша отрывисто ответил:

• Я задержусь сегодня, у меня встреча. Приду поздно, и есть уже не буду. Ты ложись спать, не жди меня.

Я, естественно, его не послушалась, дома приготовила его любимый салат и до полуночи слонялась по телевизионному пространству, перепрыгивая с канала на канал. В результате, когда калейдоскоп программ в голове у меня превратился в сплошную мозаику, а электронные часы высветили 00:00…

… я набрала Мишкин номер.

• Ты где, Кош?

• Кис, я ещё на работе. Я же сказал, ложись спать.

• Ты один?

• Нет. Тут шеф и все его замы. Мы пьём коньяк, и мне, как самому младшему, объясняют, как надо работать.

• И ты тоже пьёшь? – Удивилась я, зная, что из всех алкогольных напитков больше всего Мишка ненавидит коньяк.

• Делаю вид. Приходится. Ладно, я пошел. Дверь закрой на нижний замок и ложись. Хотя бы ты выспись.

• Ладно, - нехотя согласилась я: ненавижу спать одна.

Тем не менее, я попробовала заснуть. Но в голову лезли разные мысли, я переживала за Мишку, потому что видела пару раз его начальника, волевого, упрямого, пожилого турка, испорченного деньгами и властью. Начальник ежемесячно летал на родину, в Турцию, ездил на дорогих понтовых машинах, жил в шикарных квартирах, питался в элитных ресторанах, и при этом говорил своим подчиненным, которые и зарабатывали для него эту красивую жизнь, что «ему, как иностранцу, видно, что русские не умеют работать».

• Но это же не справедливо! – Возмущалась я, когда Мишка рассказывал мне о своих рабочих буднях.

• Согласен. Но мой начальник – это не мой друг, как в твоём случае. Он свободен в выборе слов, дел и поступков отношении подчиненных. А я свободен только в выборе: уволиться - не уволиться. А увольняться я не хочу: мне нравятся условия, нравится зарплата и выборочно члены коллектива. Поэтому я молчу до предела, и открываю рот только тогда, когда начальник, не вникнув в проблему, начинает критиковать меня.

• Это называется прогибаться, Миш.

• Это называется бороться за выживание…

В полтретьего ночи я снова набрала Мишкин номер. Он сбросил и перезвонил сам минут через пятнадцать.

• Ты домой собираешься вообще? Ты где? – Злилась я.

• Мы на квартире у шефа. Продолжаем пить. Но я не пьяный, Кош, и контролирую ситуацию.

• Мне это не нравится. Завтра, точнее сегодня уже, обычный рабочий день. Как ты будешь работать после бессонной ночи?

• Я не могу уйти.

• Почему? – Возмутилась я. – Скажи своему начальнику, что тебя ждёт и волнуется жена.

• Я не могу уйти. Так надо. Перестань волноваться и ложись спать.

• Почему я не слышу больше никаких голосов?

• Потому что я из ванны звоню.

• Ясно, отдыхай, веселись и развлекай своего начальничка! - Психанула я и бросила трубку.

Мне показался очень унизительным тот факт, что Миша звонит из ванной. Я домыслила ситуацию, сопоставила факты и картинка, нарисованная моим воображением, мне абсолютно не понравилась. Мужики в этой компании – какие-то мужланы, которым необходимо самоутверждение. Мишка рассказывал мне, что они, как пятнадцатилетние подростки, хвастают друг перед другом количеством, мягко выражаясь, охмуренных женщин, которых между собой называют не иначе как «тёлочки», «бабы» и т.д., короче очень неуважительно.

• А ты? – Требовательно спросила я у Мишки, когда он впервые рассказал мне об этом.

• А я – член этого коллектива. Сам не рассказываю, но и не бросаюсь защищать чистоту великого слова «Женщина», потому что если ты работаешь на стройке – ты должен ругаться матом, иначе, тебя не поймут; если ты – программист, то должен знать специализированный язык программистов; а у нас в компании – вот такая особенность.

• То есть ты одобрительно ржёшь и подмигиваешь, когда какой-нибудь мужлан во время перекура делится с тобой впечатлениями о своих «тёлочках»?

• Ну, что-то вроде того, - нехотя сказал Мишка.

• Это лицемерие.

• А что бы ты предпочла: чтобы я был таким, как они, или делал вид, что я – такой как они? Подыгрывал?

• Я бы предпочла, чтобы ты оставался самим собой везде: и на работе, и дома. У тебя есть задекларированные тобою же ценности: семья, верность жене и так далее. Так и будь одинаковым везде!

• Ты неправильно интерпретируешь ситуацию. И твоя наивность иногда выводит меня из себя.

В тот день, когда состоялся это разговор, я долго хмурилась, но на работе быстро развеялась и забыла о нем. А сейчас, в четыре утра, после бессонной ночи, я вспомнила тот разговор и раздражение, плавно переходящее в бешенство, взметнулось во мне с новой силой. В пять утра я позвонила в последний раз.

• Ты не придёшь? – Сухо спросила я.

• Нет, - ответил Миша. – Уже не имеет смысла ехать домой, с учётом того, что квартира начальника находится в двух кварталах от офиса. Ну не сердись, Кисюнь… Ну хватит беситься. Поспи сама хоть часочек, Кош.

• Кисюнями, Кошами и Кисками будешь называть отныне тех, с кем проводишь ночи, ясно? Тех, от кого ты шифруешься, сидя в ванной.

• Ну хватит, не надо делать из меня подкаблучника.

• О-о-о-о! Заговорил уже как начальник твой. Скоро не только слова копировать будешь, но и поведение. А по меркам мужиков, с которыми ты всю ночь хлещешь коньяк позвонить жене – это стыдный и немужской поступок, да? Вы же крутые соблазнители тёлочек!

• Ну что ты придумываешь, - Мишка дал задний ход.

И тут меня осенило.

• Там у вас женщины есть?

• Нет.

• Я не верю тебе… Зачем тогда вы поехали на хату к шефу?

• Потому что бизнес-центр, в котором расположен наш офис, закрывался.

• Я не верю тебе.

• Это твой выбор, - зевнул Мишка. – Ладно, я пошел, Кис. Поспи. Утром позвоню.

• Не указывай мне, что мне делать! И звонить мне не надо, я не хочу тебя слышать!!! – Истерично крикнула я в трубку, но она ответила мне прерывистым дыханием гудков.

Стоит ли говорить, что я не спала ни минутки. Остаток ночи я доплакала в подушку, жалобно поскуливая и причитая, что я «ошиблась в человеке, с которым живу» и утром, когда сработал будильник, злая, опухшая, недоспавшая и раздраженная, стала собираться на работу. Естественно, что в плане результативности работы день был потерян.

Мишка звонил весь день. Я сбрасывала его вызовы. Не хочу его слышать. Ночевать поехала к маме.

Всю ночь мне снились какие-то демоны, и я весь сон захлёбывалась обидой за то, что они пугали меня своим одеянием. Проснулась с головной болью. Стала общаться с мамой, но она, как всегда, начала предъявлять мне претензии, и я, выбрав из двух зол меньшее, соврала маме, что мне сегодня, в субботу, необходимо появиться на работе, поехала покупать продукты к моему грядущему двадцатипятилетнему юбилею.

Вечером, после удачного продуктового шопинга, загрузив машину под завязку едой, поехала домой, к Мишке.

• Только не надо со мной разговаривать, оправдываться и душу изливать! – Предупредила я с порога.

• Как скажешь, Кис. Захочешь поговорить - приходи, я тебя жду, - сказал Мишка и ушел смотреть телевизор.

Целый вечер мы не разговаривали и сидели в разных комнатах.

Уже перед сном Мишка спросил:

• В тебе всё ещё живет обида?

• Во мне живет здравый смысл! – Отрезала я и ушла спать на другой диван.

Живем как в коммунальной квартире с общей кухней. Встречаемся только там, и ещё в коридоре и ванной. Не разговариваем, хотя Мишка и предпринимает активные попытки к примирению.

• Ну, давай поговорим, тебе же легче станет! Ты надумала себе всяких глупостей, и мучаешься!

• Поговорим, когда я остыну, но я в жизни не прощу тебе этих позорных звонков из ванной, - сказала я.

• А-а-а-а! Ну-ну! Остывай, дорогая, - в его тоне появились ернические нотки. – Я вину свою признаю, но только в отношении «не предупредил тебя заранее, что не приду ночевать». Но я и сам этого не знал. А если ты и дальше будешь трепать мне нервы за каждую ночь, проведенную вне дома, я тоже запишу это на твой личный счет грехов. Мужику необходима свобода. Или хотя бы иллюзия свободы.

• Да получи ты свою свободу, и распоряжайся ею как хочешь. Только когда она тебе надоест – назад не приходи.

• Ой, ладно, успокойся. Ты несешь какой-то бред… - Миша дал понять, что разговор окончен.

• Хочешь, я подарю тебе возможность испытать мои чувства, когда я буду не являться ночевать, а ночи напролет буду бухать и звонить тебе из ванн? Рассказывать, что у нас девичник? А у тебя будет отличный выбор: верить или не верить. А потом мы обсудим: бред это или не бред!

Мы разошлись в разные комнаты, и одновременно возмущенно хлопнули дверями.

На языке крутится только две характеристики: «двуликий янус» и «лицемер». Не знала, что когда-нибудь адресую эти слова Мишке.

Или я чего-то недопонимаю, или действительно слишком плохо знаю человека, с которым живу. Лучше бы первое…

ОСА

Продолжение следует.