Осиные страсти (Часть 17)

   Понедельник Шеф вызвал меня к себе до оперативки. Морально я все выходные настраивалась на этот разговор, но когда вошла к нему в кабинет, то весь мой настрой вдребезги разбился о холодный и непроницаемый взгляд шефа. Я знала эту его особенность: когда он был чем-то недоволен или расстроен, то сразу становился «человеком в футляре» - подтянутым, напряженным и с непроницаемым лицом, а глаза он прятал за стеклами очков, которые носил больше для утонченной эстетики, чем для улучшения зрения. "Присаживайся", - сказал шеф вместо приветствия.

• Здравствуйте, - грустно поздоровалась я: тот факт, что вместо «привет, сынок» я услышала «присаживайся» говорил о том, что шеф находится в очень дурном настроении.

• Давай сразу по делу. Я могу что-нибудь сделать для того, чтобы ты осталась?

• Боюсь, что нет. Я уже приняла решение.

• Я видел твое заявление и понял, что решение ты приняла. Я спрашиваю, что я могу сделать, чтобы ты его изменила? Деньги, должность, отпуск – скажи, что нужно, я сделаю в течение дня.

• Простите меня…

• Ясно, значит ничего. Поздно. Ладно, - шеф снял очки и стал нервно протирать их специальной тряпочкой. – Ты уже думала о том, кому ты можешь делегировать свои обязанности?

• Я думаю, Иринке. Она очень хочет...

• Иринке… Иринка твоя слишком амбициозна и зациклена на собственной значимости. Ей нельзя давать возможность руководить людьми. Для неё власть – это игрушка. Она не осознает, что это бремя, груз, ответственность, обуза если хочешь!

• Если она не попробует, то всю жизнь проживет в иллюзии, что власть – это игрушка, дарящая материальную независимость и модную визитку.

• Властью нельзя перевоспитывать, за неё, как за капризную женщину, надо бороться. К ней надо упорно идти, завоёвывать её, добиваться, доказывать, что ты её достоин.

• У меня нет других кандидатур на мою должность. Бывшую.

Шеф усмехнулся.

• Ольга, ты извини мне мою холодность. Но у меня похожее чувство было, когда моя первая жена объявила мне, что уходит от меня. Я до сих пор не понимаю, что я делал не так. То ли я не чуткий такой, то ли я совсем не чувствую близких людей – но я был уверен, что у нас всё отлично. Я готов был ради неё на всё – и она это знала и ценила. Я строил совместные планы, я хотел от неё детей, я шел в тот день домой как ни в чем не бывало, она позвонила мне и попросила купить кефир, потому что она на диете и после шести ничего не ест, а просто пьёт кефир. И это чертов кефир не дает мне покоя до сих пор, хотя прошла уже чертова дюжина лет! Разве можно человека, которого собираешься бросить, просить о покупке кефира?

И вот я с этим кефиром пришел домой, а она мне: давай разведемся. И у меня сейчас дежа вю. Мы с тобой болтаем, смеёмся, обсуждаем рабочие моменты, строим планы на будущее, и я пребываю в полной уверенности, что всё у нас прекрасно, а у тебя, оказывается, уже начались какие-то сомнения и внутренние недовольства, а потом ты приносишь заявление. Почему я опять узнаю последним о том, что близким мне людям плохо со мной? Плохо жить, плохо работать… Черт побери, ведь ещё на той неделе мы с тобой планировали корпоративный праздник, советовались, обсуждали, смеялись… Это… как кефир! Опять этот чертов кефир! Если тебе уже тогда было плохо, зачем ты мне подыгрывала, зачем создавала иллюзию «всё хорошо, шеф»?

• Да я ничего не создавала. Просто во мне жило какое-то недовольство, которому я сама не могла дать определение. Я и сама не знала, что захочу уйти. Мне с Вами было ОЧЕНЬ ХОРОШО. Правда.

Шеф махнул рукой, надел очки и устало опустился в своё кресло.

• Было бы хорошо, ты бы не ушла. Не нужно этих… правильных слов, которые принято говорить в этом случае.

• Ну, зачем вы так? Я искренне говорю. Я всегда была к вам открыта. Вы же лучше меня знаете, что незаменимых людей не бывает.

• Да, я знаю. Ладно, что теперь уже говорить… Ты две недели доработаешь, или так уйдешь?

• Я доработаю, конечно. Буду просто иногда уже на новую работу ездить…

• Ясно. Ладно, иди, готовься. Скоро оперативка. Одна из твоих последних, кстати.

Я встала и, пытаясь избавиться от чувства неловкости, спросила:

• А вам не интересно, куда я ухожу?

• Только не сейчас, Оль, ладно?

• Ладно, извините…- сказала я и вышла из кабинета, осторожно прикрыв дверь.

Разговор оставил у меня на сердце неприятный осадок – коктейль из грусти, легкой обиды и непонятности.

• Ну что, он подписал твоё заявление? – Спросила секретарша.

• Подписал.

• Для него это удар, конечно. И не жалко тебе уходить?

• Жалко.

• А зачем тогда?

• Это сложно объяснить. Хочется чего-нибудь новенького.

• Ох, мне такого не понять! А уже можно говорить всем, что ты уходишь?

• Можно.

• А как объяснять, почему? Все же спрашивать будут…

• Говори, что мне просто всё надоело. Или лучше нет. Говори, что я сошла с ума – в это быстрее поверят…

Собрала ребят из своего отдела и объявила, что ухожу. Их реакцию на мою новость можно охарактеризовать одной фразой: «А как же мы?». Помимо растерянности и недовольства я явно учуяла какую-то детскую обиду, на мой взгляд, крайне неуместную. Только Сашка, никогда не унывающий и умеющий видеть плюсы в любой ситуации, нашел в себе силы улыбнуться, поинтересоваться «куда же я сваливаю» и поздравить меня с повышением.

Остальные же отреагировали скомкано, спросили, кто будет вместо меня, и узнав, что «пока неизвестно», сказали что-то вроде: «Понятно, то есть теперь все твои обязанности на нас повесят, а мы и так зашиваемся».

Сказать честно, ребята мои, конечно, разбаловались. Они сидят в шикарных кабинетах, оборудованных всем необходимым для работы - от кондиционеров последней модели до карандашей с выдвигающимися ластиками. Чувствуют себя защищенными, потому что знают, что их непосредственный начальник (я) – с шефом на короткой ноге, и, самое главное, обладают свободой перемещений и принятия решений относительно собственной деятельности, потому что при первом же знакомстве с каждым из этих ребят, любовно и вдумчиво подбираемых мною, я говорила: «Мне важно, чтобы Ваша работа была сделана и сделана первоклассно. Но мне не важно, когда и где Вы будете её делать. Я не буду блюсти Вашу пунктуальность и посещаемость – я доверяю Вам и верю, что Вы не станете злоупотреблять моим доверием».

Поэтому я никогда не следила за ними: кто во сколько является на работу, кто сколько времени проводит в местных кафешках или курилке, и никогда не задавала вопрос: «А чем ты сейчас занят?».

Такой подход приносил дивиденды: ребята дорожили своей свободой, ценили комфорт и гармоничную атмосферу отдела, удовлетворяли свои амбиции, и всегда были на высоте по исполнительности и результативности.

При этом каждый мнил себя маленьким царьком, находящимся в привилегированном положении по сравнению с остальными сотрудниками компании, и не упускали шанса «выпендриться» по этому поводу.

Я понимала, что концентрация предоставленной свободы уже превысила критическую точку, и хотя ребята по-прежнему выполняли всё порученное быстро и качественно, у них появились внутренние разговоры на тему: «Бывает и лучше!», «Могли бы сделать нам визитки за счет фирмы», или «А вот моему другу, работающему на аналогичной должности, предоставляют, между прочим, служебный автомобиль».

В общем, мои ребята сухо меня поздравили и, похоронным тоном произнеся полагающуюся фразу «Мы за тебя рады», поспешно разбрелись по кабинетам. Я почувствовала себя в опале.

Странно, выкладываешься-выкладываешься на работе, стараешься для людей создать максимально комфортные условия, а они живут в ощущении «Так и должно быть, давай ещё», а когда ты собираешься уходить, смотрят на тебя с осуждением, мол: «Бросаешь нас? В сложный период? Ну-ну. Не ожидали мы от тебя такого…».

То, что каждый человек по-своему эгоист – для меня не новость, но очередное подтверждение этого испортило мне настроение.

Гена звонит мне по несколько раз на дню, и очень волнуется, что я передумаю.

• Ну, когда ты приедешь! Включайся уже в работу! Мы зашиваемся, заказов полно!

• Ген, со следующей недели я уже с вами, в смысле, с нами. А пока я скорее здесь, чем там.

Он обиженно сопит в трубку и требует что-нибудь придумать. Я клятвенно обещаю заскочить на неделе в их новый офис, и он, несколько успокоено, требует точных дат и времени.

Как говорится в известном анекдоте: «Ну что мне теперь, разорваться что ли!?».

Еремка легла в больницу на сохранение. Меня это напугало, хотя она сказала, что каждая вторая беременная женщина хоть раз лежала в больнице на сохранении, и это вполне стандартная процедура.

• Давай я заеду, привезу тебе что-нибудь, - предложила я.

• Не надо, всё, что мне можно, у меня уже есть, - радостно прошептала она мне в трубку: в палате кто-то спал, и она не могла громко разговаривать.

• Ерем, мне хочется что-нибудь для тебя сделать, - сказала я и добавила: – Помоги придумать.

Ерема помолчала секунд десять, а потом уточнила:

• Точно хочешь?

• Ужасно хочу.

• Тогда навари, пожалуйста, пятилитровую кастрюлю борща и отвези её моему мужу, который уже вторую неделю питается исключительно сосисками и пельменями…

• Будет сделано, шеф! – засмеялась я. – Первое, второе и компот – всё будет в лучшем виде.

Мы распрощались с Еремкой, и я поехала на рынок за продуктами для борща. Уже на рынке я решила, что логичнее готовить еду у Еремки дома, чтобы потом не мучиться с транспортировкой кастрюль. Поэтому я отзвонила Мишке, доложила ему о своих планах и, получив разрешение, поехала к Ереме домой. По пути я безуспешно пыталась дозвониться Геннадию, Еремкиному мужу, но он не брал трубку.

С объёмными и тяжелыми пакетами, набитыми продуктами, я еле втиснулась в лифт с двумя нарядно одетыми девицами и, назвав нужный этаж, слегка удивилась тому, что девицы, захихикав, сказали, что им туда же.

На лестничной клетке было очень накурено. Два мужика, увидев нашу делегацию, вылезающую из лифта, приветливо махнули девицам, и, открыв дверь Еремкиной квартиры, из которой доносились звуки музыки и чужих голосов, сказали: «А мы уж вас заждались!». Девицы влетели в прихожую вслед за мужиками, и я, опешившая от увиденного, не сразу выявила желание войти за ними.

• О! – Сказал один из мужиков с неприятной жиденькой бородкой и сальными глазками, ощупавшими мою фигуру. – А вы тоже к нам?

• Я тоже к вам, - твердо ответила я и, оттеснив его своими объемными пакетами, протиснулась в квартиру. – А где хозяин?

• Гена на кухне, девчонками командует, они на стол собирают. А он вас за продуктами посылал?

Я гневно сверкнула глазами и проигнорировав бородку, решительно двинулась на кухню.

Геннадий с какой-то длинноногой кралей в четыре руки резали салат и смеялись. Ещё три девчонки шинковали сыры и колбасы на деревянных досках с хохломской росписью – мой подарок Еремке на восьмое марта.

• Привет, Геннадий! – Громко сказала я и водрузила на середину стола свои пакеты.

Все замерли на своих местах и с недоумением посмотрели на меня.

• О, привет! Какими судьбами? – Справившись с эмоциями, спросил Геннадий.

• Да вот жена твоя волнуется, что ты не жрёшь ничего, а я смотрю, ты тут не голодаешь!

• Это мои коллеги по работе, - неуверенно сказал Геннадий.

• Ну, я так и поняла, - ответила я и добавила, обращаясь к девушкам. - Девочки, вы режьте, режьте. А то, что это за «море волнуется раз, два, три – морская фигура на месте замри»!

Девочки переглянулись, и одна из них, та, что была в Еремкином фартучке, вопросительно взглянув на Гену, сказала: «Мы в комнате подождем, а вы поговорите!». Геннадий кивнул, и красотки резво выпорхнули с кухни.

• Ты всё не так поняла, всё случайно получилось. Они без предупреждения нагрянули – не выгонять же мне их было, у Славика – это мой зам – день рожденья, здесь все знают, что я женат и всё такое…- начал Гена.

• Ты хоть понимаешь, что ты сейчас оправдываешься?

• Просто если ты сейчас расскажешь все Рёмушке, она заволнуется, а я же ничего такого не делаю. Ну, пришли друзья, ну попразднуем мы чуток – ну в чем тут криминал.

• Гена, я ничего говорить тебе не буду. Иначе я захлебнусь негодованием и разочарованием. Твоя жена в самом уязвимом положении, а у тебя тут полная хата красоток в декольтированных кофточках и мужиков, рассчитывающих к концу вечера поближе познакомиться с содержимым этих кофточек. Это гадко, мерзко и… не по-мужски.

• Что я должен был сделать, выгнать их?

• Отвечать за свои поступки. Ты знаешь, что ты должен был сделать.

• Мы посидим пару часиков, разойдемся, завтра я уберусь в квартире и Рёма ничего не узнает... если ты не скажешь.

• Отличный сценарий, приступай к реализации, - сказала я, не скрывая негодования.

Мне было ужасно обидно за Еремку, причем я даже внятно не могла объяснить почему: ну, нагрянули к Геннадию друзья, ну, посидят они. Что такого? Ведь не изменяет он ей, но внутренний голос подсказывал мне, что всё это неправильно, так не должно быть, и на языке у меня вертелось слово «предательство».

• В пакетах - продукты для борща и мясо для котлет. Ереме скажешь, что ты питаешься борщом и котлетами, приготовленными мной. Я скажу то же самое, чтоб мы не путались в показаниях. Веселись, Геннадий, пусть совесть не помешает тебе отпраздновать День рождения Славика, - язвительно сказала я и направилась к выходу.

• Ты можешь остаться, если хочешь, - поспешно пролепетал он.

Я обернулась, посмотрела на него как на умалишенного, и молча вышла с кухни.

Притихшие гости сидели в комнате, куда я зачем-то заглянула, движимая не столько любопытством, сколько желанием утвердиться в своих догадках. На не накрытом ещё столе стояла армия коньячных бутылок, парочка из которых была уже ополовинена. Две подвыпившие девушки сидели на коленях своих кавалеров, а сам именинник Славик нетрезвым взглядом рассматривал семейный фотоальбом. Мне захотелось побыстрее сбежать из этой квартиры.

На лестнице я увидела перевернутую кем-то, видимо случайно, баночку из-под кофе, традиционно используемую обычно как лестничная пепельница. Бычки валялись на площадке, причем больше половины из них были со следами помады. Я судорожно нажимала кнопку лифта, но он то ли сломался, то ли был занят перевозкой других жильцов и упрямо не приезжал за мной. Я очень боялась, что кто-нибудь из гостей выйдет сейчас на перекур из Еремкиной квартиры, и через минуту ожидания, показавшуюся мне вечностью, решила пойти пешком.

Только вылетев на воздух, я попыталась отдышаться и восстановить дыхание - восемнадцать лестничных пролетов я пробежала за три минуты…

Проснулась без настроения. Вчерашнее происшествие выбило меня из колеи. Мишка чувствует мой настрой и благоразумно молчит. Сегодня на работе я «проставлялась» за уход. «Отвальная». Я и не рассчитывала особенно на веселье, но и на поминочные гуляния тоже не рассчитывала. Явились на мой последний праздник все: выказать дань уважения. Но уже через полчаса сидения за столами с постными минами народ – каждый по уважительной причине – стал отваливать домой. Первым ушел шеф, произнесший перед уходом очень приятный тост:

• В моей жизни было много женщин, - сказал он. – Кого-то я любил, с кем-то работал, кто-то просто прошел по моей жизни транзитом. Но никто не научил меня большему, чем Оля. Удачи на новом месте, сынок!

А за шефом вереницей потянулись и все остальные. Иринка, сидевшая рядом со мной, на это счет негодующе заметила: «Провожают тебя как предателя! Хоть бы спасибо кто сказал за всё, что сделано». Я грустно улыбнулась, потому что она озвучила мои мысли.

Мишка заехал за мной, чтобы увезти надаренные на прощание подарки.

• Как посидели? – Спросил он, осторожно выкладывая цветы на заднее сиденье.

• Нормально, а точнее - никак.

• Хочешь, поедем куда-нибудь, посидим вдвоём – отпразднуем твою смену работы.

• Да нет, поехали домой. Я спать хочу.

• Ты расстроена?

• Немножко.

• Малыш, я за тебя искренне рад, правда. А всё остальное – ерунда, ты же понимаешь это? – сказал Мишка.

• Да, Кошенька, понимаю. Спасибо тебе за поддержку. Можно я поплачу немножко, только ты не смотри на меня – следи за дорогой.

• Я попробую, только зачем так убиваться?

• Ты не понимаешь, это не слезы горечи и обиды, это слёзы освобождения!

Последние выходные перед новым ритмом жизни. Скорей бы.

Сходила в парикмахерскую, сделала маникюр, купила новый деловой костюм. Завтра – мой первый рабочий день на новой работе, я хочу быть на высоте.

• Ну, ты красотка у меня! - Восхищенно сказал Мишка и вздохнул. – Жалко, что всё это делается не для меня.

• Дурачок, это всё – в первую очередь для тебя!

• Ага, завтра не я буду целый день любоваться твоими ногами в чулочках и блестящими губками.

Обожаю, когда Мишка ревнует! Меня это очень умиляет. У меня сразу повысилось настроение, и вечер мы провели, хохоча над старыми фотками и пораньше легли спать. Завтра будет первый день моей новой жизни.

Жизненные перемены всегда сопровождаются полной инвентаризацией чувств, мыслей и ощущений. Случается даже переоценка ценностей. Я пока окончательно не сформулировала свои мысли на этот счет, и резюмировать свои поступки не готова, но одно я знаю точно: я ни о чем не жалею!

ОСА

Продолжение следует.