Осиные страсти (Часть 10)

   Понедельник Я в своей жизни делаю множество вещей, которые с точки зрения простого обывателя покажутся нелогичными, неразумными и, – хватит выбирать слова! - просто глупыми. Я, например, поддерживаю теплые и дружеские отношения с моими несостоявшимися свекровями. Есть у меня такая особенность: пока я встречаюсь с очередным молодым человеком, его мама проникается ко мне нежной материнской любовью. Мы начинаем дружить с ней взахлёб, созваниваться без повода, обмениваться удачными рецептами, дарить друг другу на праздники нижнее белье (высший показатель дружбы и доверия) и противни для выпекания булочек, обсуждать её сына, и если вдруг у нас с ним начинается разлад, его мамочка незамедлительно занимает мою сторону и приступает к наставлению собственного дидяти на путь истинный под лозунгом: «Олечка очень нравится мне и папе, так что держись за неё, покупай букет цветов – и марш извиняться!».

При таком раскладе, после расставания с парнем расстаться с его мамой представлялось мне гораздо более трудной процедурой. Так как расставания с парнями происходили в основном по моей инициативе, то я начинала испытывать некое подобие чувства вины перед такой мамой за то, что бросила их сыночка, и замаливать вину приходилось налаживанием чистой и невинной дружбы с сыном, звонками и визитами к несостоявшейся свекрови домой, чтобы на маме особо не отразилось наше расставание. Поэтому я, как правило, до сих пор желанный гость на всех семейных праздниках моих бывших ухажеров, и праздники эти, тоже как правило, заканчиваются выяснениями отношений парней с их новыми подружками на предмет: «А кто эта цаца?». (Это про меня).

Было даже время, когда я, поработав няней, прониклась идеей материнства и, проинспектировав всех потенциальных отцов, решила, что лучше всех подходит на эту роль Вадим. Не откладывая в долгий ящик, заявилась к нему с необычным, мягко говоря, предложением – сделать мне ребёночка.

• Я тебе что, банк спермы? – Проявил чудеса остроумия Вадим.

• Ой, ладно, делов-то на пятнадцать минут… - Поморщилась я и продолжила с деловым видом, как будто сделку заключаю. – Никаких потом предъяв к тебе не будет, я расписку напишу, что, мол, обещаю сама ребенка воспитать, поставить на ноги и т.д. Никаких алиментов, никаких ночных звонков, чтобы душу излить, ты ж меня знаешь, Вадь. От тебя – только техническая часть вопроса.

• Да за кого ты меня держишь? – Вадим искренне недоумевал.

• За красивого и умного носителя генов! – Сформулировала я ему определение.

В общем, Вадим подробно объяснил мне где выход и куда мне идти…

Сейчас вспоминаю об этом поступке и думаю: неужели я на полном серьёзе могла выговорить такое? Кстати, к чему это я?

Да к тому, что я зачем-то закатываю Мишке ежедневные скандалы, которые заведомо ничего не изменят – и мы оба это знаем. Но я бьюсь в истерике, растираю слезы по щекам и, срывая голос, истерически доказываю ему на примерах, что он – безответственный эгоист, который меня не любит. Потому что если бы любил – взял бы груз организационных свадебных проблем на себя, а он, видите ли, занят! Я тоже не дома сижу, работаю с девяти до шести, дома бываю не раньше восьми, выходные расписаны поминутно, и голова забита рабочими проблемами, и свадьба представляется мне не долгожданным событием, а выматывающей чередой встреч и проблем, на решение которых нужна прорва времени.

И каждый вечер я надолго запираюсь в ванной, где надрывно всхлипывая рыдаю, потом умываюсь, растираю красное от слез лицо махровым полотенцем, медленно успокаиваюсь, и, открыв защелку на двери, жду, когда заглянет в ванную Мишка, желающий меня успокоить, чтобы выдать ему новую порцию слез.

Может быть, это стресс от предстоящей перемены статуса? Или что это такое, подскажите мне кто-нибудь?

Меня окружают парни. Они везде. Они заполонили мой мирок, и каждый из них (парней) активно симафорит мне: посмотри, какой я классный!

Они выступают на совещаниях, ездят в метро, дарят цветы, продают жвачку, устанавливают оргтехнику, чинят машину, звонят на мобильный, просят о встрече, требуют пояснить пункты договора, подрезают на дорогах, говорят комплименты…

И я, растерянно стоящая посреди планеты, заполоненной мужчинами, нахожусь в постоянном стрессе от того, что скоро я стану официально принадлежать ТОЛЬКО ОДНОМУ ИЗ НИХ!

А вдруг окажется, что он не самый лучший для меня? А вдруг моих чувств к нему недостаточно, чтобы выходить замуж? А вдруг после свадьбы он изменится? А вдруг рано или поздно он мне надоест, и я буду искать поводы попозже прийти домой?

• Ты его любишь? – Требовательно глядя мне в глаза, спрашивают подруги, коллеги, родственники и - главное! - мама.

«Да не знаю я уже!» - Хочется крикнуть мне всем им в ответ! Не мучьте меня, не лезьте в душу! Пока вы не начали спрашивать, я была уверена, что люблю.

Под грузом ответственности я уже начинаю сомневаться в своих чувствах, я препарирую каждый Мишин поступок, каждое его слово, я требовательно анализирую его поведение, и в последнее время остаюсь недовольна результатами!

Есть куча вещей, которые мне не нравятся, которые не кажутся мне безукоризненными, и с которыми раньше я спокойно мирилась, а теперь довожу себя чуть ли не до нервного срыва!

Он может забыть почистить зубы; он может пойти на работу в неглаженых штанах и нечищеных ботинках; он иногда чавкает, когда ест; он ковыряет - когда нервничает - вечный заусенец на большом пальце правой руки, и там всегда непроходящая кровоточащая ранка; он болезненно увлечен компьютером, и когда сидит за ним, впадает в какой-то транс, с трудом выходя из виртуального мира в реальный для перерыва на «поесть»; ему нравится беспорядочный хаос в квартире, так как «бардак его раскрепощает»; он носит футболки с нанесенными рекламными брендами (рекламой пива, чипсов или компьютерных магазинов), впаренные ему ушлыми промоутерами во время пиаровских акций; он любит скидки и рынки, умеет долго и качественно торговаться, и радуется как ребенок, когда ему удается купить вещь с маленькой наценкой; он не умеет тратить деньги на себя, делает это неохотно и - если я сама покупаю ему какую-нибудь шмотку - всегда подробно выспрашивает, сколько я отдала за неё, чтобы я не дай бог не купила её в бутике, где эта рубашка/футболка/куртка стоит раза в три дороже её реальной стоимости; он не умеет следить за собой и своим внешним видом; он любит высасывать майонез из пакетика до последней капли; он не знает ни одного названия лекарства, кроме анальгина; он ругается матом на водителей, которым не повезло вместе с ним оказаться на дороге, он бросает грязные носки посреди комнаты… И за этого человека я выхожу замуж?!

Озвучила все свои переживания подруге Ерёмке.

• Ну, знаешь, ничего криминального я не услышала, - резюмировала мои претензии к Мишке Ерёма.

• Думаешь, с этим можно жить?

• Думаю, у тебя типичный синдром невесты. Ты не одна мандражируешь по этому поводу перед свадьбой. А идеальных парней нет. Надо брать то, что есть, и работать с этим. Я его слепила, как говорится, из того, что было…

• А потом, что стало, то и закопала?

• Ага, - засмеялась Еремка. – Давай, выше нос. Не понравится – разведешься.

• Умеешь ты успокоить! – Проворчала я, но на душе полегчало.

Ничего нового. Продолжаю терзаться.

Сегодня поздно вечером на меня вдруг нашла такая тоска, что я расплакалась без повода. Просто вот ни с того ни с сего.

«Надо с этим что-то делать!» - подумала я и стала решительно натягивать джинсы.

• Ты куда? – Переполошился Мишка.

• Кош, мне надо побыть одной…

• То есть? Ты куда?

• Я поеду по городу покатаюсь.

• Сейчас? Уже ночь почти!

• Тем более поеду: дороги пустые, пробок нет – красота!

• Значит, я с тобой, - решил Мишка и рванул к шкафу за свитером.

• Миш, когда я сказала, что «мне надо побыть одной», я именно это и имела в виду.

• Но я же волноваться буду!

• А ты не волнуйся, - чмокнула я его в нос и, проверив наличие прав и техпаспорта в сумочке, выбежала из квартиры. Выбежала я для того, чтобы Мишка не успел увидеть снова набежавших слёз.

Черт побери! Да что со мной?! Я к тому моменту уже хорошо знала куда поеду, просто Мишке говорить об этом было строго противопоказано: он бы просто не отпустил меня. А ехала я бомбить. Ночная бомбежка – мой самый любимый способ отвлечься от набежавших проблем, и, кроме того, неплохой заработок.

Во-первых, за ночные перемещения люди платят хорошие деньги; во-вторых, ночью они более разговорчивы; в-третьих, это немного опасно, а мне на моей дневной работе безобидного госслужащего катастрофически не хватает риска, приключений и еще чего-то, загадочного, джеймсбондовского.

Поэтому с визгом рванув с места, я на своей машинке (она, кстати, моя подружка и зовут её Кристинка, ласково Криська) практически на первом же перекрестке словила молодого парня, который неуверенно назвал адрес и долго пытался влезть в машину, не помяв при этом бутон умирающей розочки, которую он заботливо обнимал двумя руками.

Всю дорогу парень молчал и многозначительно вздыхал. Салон моей машины наполнился запахом свежего перегара, мятного бубльгама и какого-то немодного тяжелого одеколона, и я уже начинала потихоньку жалеть о своей затее, потому как ночью до пунктов назначения добираются почему-то преимущественно нетрезвые граждане.

Парня с розочкой, бутон которой он заботливо поддерживал всю дорогу, я высадила у круглосуточного супермаркета, и еле дождалась, пока он отсчитает мне оговоренную сумму. Парень явно тянул время и, мусоля бумажные десятки, уже раз пять пересчитанные по дороге, вдруг доверительно рассказал мне, что едет в гости к друзьям, а в гости с пустыми руками не ходят (всхлипнул он с выражением вселенской несправедливости на лице), хозяйке дома он вот приобрел розочку, а хозяину надо обязательно бутылку, на которую ему не хватает.

• Понятно, - сочувственно кивнула я и, решительно взяв из его рук мятые десятки, таким же доверительным тоном посоветовала. – В следующий раз, молодой человек, вы или в гости не ходите, или такси не берите. А хозяину купите шоколадку, я почему-то уверена, что на вас там, в компании, не особо рассчитывают как на спонсора…

Парень хлопнул дверью и обиженно засеменил к автоматически открывающимся дверям супермаркета, поддерживая окончательно поникшую розочку. Ненавижу жмотов!

Я брезгливо отвернулась и оценила свое местоположение. Ровно в двух минутах езды отсюда жила Жанна. «Не надо этого делать!», - сказала я себе и взяла курс к её двору. «Не заезжай к ней – зависнешь надолго», - продолжала я отдавать себе приказы и тут же их нарушать.

Я свернула во двор, припарковалась у её подъезда и подняла голову: в окне Жанниной кухни горел свет и двигались какие-то тени. Она явно дома была не одна.

У дверей её квартиры стояли две хозяйственные сумки, утрамбованные до отказа. Поверх одной из них валялась майка явно не Жаннкиного размера (она же в детском мире одевается) с засохшими пятнами кетчупа.

Стоило мне неуверенно тронуть пипку звонка, как дверь распахнулась и на пороге появилась растрепанная Жанна.

• Привет! У тебя всё нормально? – Поздоровалась я.

• Ну, можно сказать и так. У меня гости. Олег приехал, - отчиталась Жанна и сдула челку со лба.

• Зачем?

• За вещами.

• Мне уйти? – спросила я. Ненавижу семейные сцены!

• Нет, зачем. Это ему уйти! – Крикнула Жанна вглубь квартиры.

• Ну, так ты отдала ему всё? – Уточнила я, неуверенно переступая порог её квартиры.

• Я отдала ему всё, что он заслужил! – Жанна с вызовом произнесла эту фразу, и я сразу заподозрила неладное: здесь явно не обошлось без рукоприкладства.

В туалете раздался звук водопада, смывающего на своем пути все неприятности.

• Вон, - кивнула Жанна на дверь туалета, - добрый дядечка Олег пошел оставить мне что-нибудь на память. Самое ценное не пожалел.

Дверь открылась, и на пороге появился Олег, застёгивающий ширинку. Щека его алела, как коммунистический флаг (про рукоприкладство я не ошиблась), но в остальном он не производил впечатления человека, который страшно переживает разлуку с бывшей девушкой.

• Привет! – Весело поздоровался он.

• Здравствуй, - как можно более неприветливо сказала я, стараясь таким тоном выразить все то, что думаю о его поступке (если помните, он врал Жанне про подписку о невыезде, вмененную ему за аварию, во время которой он сбил столб, а основной причиной того, что он не приезжал, оказалась пышнотелая девушка Олеся).

• Ну, я пошел? – Олег неуверенно переминался с ноги на ногу.

• Вали! – разрешила Жанна.

Олег стал зашнуровывать ботинки под аккомпанемент нашего уничижающее - осуждающего молчания.

• Ничего не оставил? – Спросила я вежливо, имея в виду его бежевую кепку с нарисованной мордой буйвола.

• Всё, что он оставил, я смою, - Жанна не могла успокоиться.

• До свидания, - игнорируя Жаннины нападки, вежливо попрощался с нами Олег.

• Пока, - тихо сказала я. Жанна промолчала.

Захлопнув дверь за своим очередным бывшим мужем, Жанна кивком головы предложила перебазироваться из прихожей на кухню, где мы и провели последующие два часа. Из них час Жанна надрывно рассказывала мне, как тяжело дался ей разрыв с Олегом (этой лживой сволочью!), а второй она доверительно делилась со мной информацией о своем новом ухажере Борисике, который ходит в качалку, ездит на «Тойоте», вчера лепил с Димочкой (сыном Жанны) куличики в песочнице, и который – понятное дело – в тыщу раз лучше Олега.

Мы еще поболтали ни о чем минут двадцать, и я, после звонка Миши, возмущенного моим ночным гулянием, стала прощаться.

Я вышла на улицу в полвторого ночи. Слабый свет фонаря робко освещал двор, и глаза мои, не сразу привыкшие к такому освещению, сначала различили силуэт бесстрашной кошки, наблюдающей за мной с тротуара, а уже потом – силуэт Олега. Прислонившись к моей машине, он курил, зябко кутаясь в шарф.

• Подбросишь? А то она все деньги отобрала…- Сказал он, пытаясь затушить сигарету.

• Правильно сделала. Тебя куда? До Майкопа? – Не удержалась от подколки я.

• Нет, я у друга перекантуюсь, тут недалеко…

• Ладно, только это будет нашей маленькой тайной. Жаннка узнает – убьет…

Домой я попала уже под утро. Взбешенный Мишка отвернулся и даже не обнял меня, когда я, продрогшая, залезла под одеяло. Правильно сделал. Я заслужила эту обиду. И буду честно зарабатывать прощение.

Сегодня мы ездили на дачу к маме. Ездили просить у неё моей руки. Это достаточно торжественное и ответственное мероприятие было нами совсем не подготовлено и рассчитано исключительно на экспромт, поэтому, как и все то, к чему я не подключила свои организаторские способности, превратилось в сплошной перечень накладок.

Выехали мы рано, когда серая утренняя дымка ещё плотно окутывала силуэты, населяющие город, и влажный воздух пах приятной травяной свежестью вместо привычного запаха асфальта, смешанного с выхлопными газами. Расчет столь раннего выезда был предельно прост – добраться до дачи без выматывающих пробок, чтобы не растрясти в них свое хорошее настроение и не растерять бодрый заряд адреналина, присущий торжественной значимости предстоящего события.

Без пробок, по практически пустынному шоссе мы добрались до назначенного места почти за час, хотя расстояние от дома до дачи сильно превышает сто километров, и обычно мы еле-еле укладывались в три часа с учетом многократных остановок для дозаправок и дозакупок.

В результате мы с Мишкой, сами ошарашенные собственной оперативностью, в шесть утра стояли перед калиткой маминой дачи и ругались из-за отсутствия у жениха цветов для будущей тещи.

• Я же говорила, что вчера надо было купить! – Раздосадованная накладкой возмущалась я.

• А я хотел свежий букет! – Слабо отбивался Миша.

• Ну и где ты возьмешь свежий букет из роз в шесть утра в ста километрах от города?

• А почему обязательно из роз? – Вдруг спросил Мишка.

• Не знаю, - не сразу ответила я. - Это что-то вроде традиции, правило, что ли…

• Киска! Правила придуманы для того, чтобы их нарушать! Есть здесь где-нибудь бабушка, у которой на участке растут необычные цветы?

…Через двадцать минут мы дружно перебазировались к соседнему садоводческому товариществу, где был реальный шанс найти вменяемых цветоводов, судя по флористическому оформлению участков.

• А это вам к Кузьминичне надо, - закивала словоохотливая дачница в рваном спортивном костюме, рьяно окучивающая чахленькие посадки, когда мы обратились к ней с вопросом: «У кого здесь можно купить цветы?». – Крайний домик, облупленный такой, с резными петушками…

Облупленный домик с резными петушками мы нашли быстро, и единодушно признали, что эти петушки очень похожи на кабанчиков с развивающимися гребешками на загривках. Кузьминична – хрестоматийная бабушка в платочке с ручной вышивкой и с радушной улыбкой, заштрихованной сеточкой морщин, радушно встретила гостей, как будто только нас и ждала, и, несмотря на то, что мы подняли её с постели, как была, накинув на ночнушку старый дачный плащ, бросилась хвастаться посадками.

Старушке явно не хватало внимания, и мы послушно, не без удовольствия, и даже с нескрываемым умилением, выслушали название каждого растения, произрастающего на её участке, и краткую флористическую справку о нем; затем вдогонку на наш невзыскательный суд была представлена биография умывающегося сизого кота, подозрительно оглядевшего нас с ног до головы и через секунду продолжившего вылизывание собственного пуза, не посчитав нас достойными объектами внимания; и история строительства парника её внуком Сережкой, который свалился со стремянки и перемял молоденькие посадки огурчиков своим грузным телом. На закуску Кузьминична долго советовалась с нами на предмет грядущей перестройки дома, и требовала у Мишки ответа: уложится ли обшивка её дома сайдингом в тысячу «еврав», при условии, что внук Сережка, как только ему снимут гипс, заработанный на изготовлении парника, тут же станет помогать наемным рабочим?

Добрый Мишка успокоил Кузьминичну, сообщив, что ей хватит этих денег и ещё останется на реставрацию петушков, хотя – я уверена – он вообще не представляет себе, что такое сайдинг и сколько он может стоить.

Благодарная Кузьминична срезала нам букет каких-то совершенно необыкновенных цветов, засунула его в специально припасенный для этого случая треугольный целлофан, и долго махала руками и порывалась бежать за сдачей, когда Мишка протянул ей тысячу рублей, убеждая, что мельче у него нет и сдачи не надо.

Осознав, наконец, что сегодня у нее удачный день, Кузьминична всплакнула, вытерла слезы уголком платочка с вышивкой, и, настойчиво пытаясь компенсировать огромную по её понятиям сумму, предложила насыпать тележку перегнойчику. Мы вежливо отказались, горячо поблагодарили милую старушку, попрощались с сизым котом и отправились к маме.

В качестве жеста доброй воли Кузьминична спешно благословила нас, и ещё десяток раз размашисто осенила крестом, пока мы не скрылись из виду.

За поворотом мы содрали с букета пошлый треугольный целлофан, в который заботливая Кузьминична замотала наш лохматый букетик, и Миша, зажав его в одной руке, а другой пятерней пригладив волосы, сказал, что он, пожалуй, готов к свиданию с тещей.

Мама, не подозревавшая о предстоящем визите, встретила нас стоя пятой точкой кверху. Услышав наши приветствия, она радостно всплеснула руками, бросила тяпку и стала осторожно пробираться по протоптанным дорожкам к нам, стараясь не наступать на растущие неровным рядком посадки.

• А я тут картошку окучиваю, я и не готовила ничего, я ж не знала, что вы приедете, – объясняла мама, вытирая руки о полы халата. – У меня ж тут три сотки картошки посажено…

• Правильнее сказать - похоронено, - тихо прокомментировала я, и мы с Мишкой долго радовались этой шутке.

Потом мама суетливо организовала стол, Мишка настроил камеру, и всучил её мне со словами: «Давай-ка, дорогая, сними первые кадры нашего с тобой семейного видео!». Я нажала на кнопочку «запись» и…

• Нина Ивановна, - радостное лицо Миши заполонило экран, - я хочу попросить у вас руки вашей дочери!

Камера в ожидании ответной реплики повернулась в сторону мамы.

Когда мы потом пересматривали с Мишкой вдвоем эти кадры, он прокомментировал мамину реакцию так: «О-о-о! А сейчас твою маму начнет плющить…».

И действительно, мамино лицо в поисках мимики, соответствующей моменту, начало кривиться так, что где-то полминуты мы не могли идентифицировать – она рада или расстроена. Если сделать подробную раскадровку этих тридцати секунд, то можно смело помещать этот перечень запечатленных мимических поз в учебник психологии в параграф «Весь спектр человеческих эмоций».

Потом мама заплакала, и мы снова не могли понять: это она от горя или от счастья? И только когда я, выключив камеру, бросилась её успокаивать, мама обняла меня, поцеловала и, слизнув слёзы, попросила: «Только будь счастлива, ладно?».

Тут уже заплакала я, от умиления маминой реакцией и масштабности грядущих перемен, и Мишка, оставшийся не у дел, растерянно ковырял дырку на скатерти и ворчливо возмущался себе под нос, что он не захватил резиновые сапоги, потому что никак не рассчитывал на потоп.

Потом мы с мамой распили бутылочку шампанского, а Мишка пил яблочный сок, т.к. через пару часов ему предстояло сесть за руль: у нас на этот день была запланирована ещё куча дел.

На обратном пути мы с Мишей ехали молча и я думала о том, что он – единственный на свете человек, с которым я могу не напрягаясь… помолчать.

Миша, чувствуя моё настроение, даже не ругался на водителей - неудачников, преследовавших нас на протяжении всего пути. Он лишь молча нажимал на клаксон, когда особо зазевавшийся ездок совершал какой-нибудь неправильный с Мишиной точки зрения маневр, и не отпускал его до тех пор, пока ополоумевший от ужаса водитель не шарахался к обочине, как к спасению, и не снижал скорость до той, на которой в школе вождения новичков учат трогаться.

Так мы съездили просить моей руки, и мама отдала мою руку, не задумываясь. Практически, всучила её Мише.

Всё как в анекдоте, когда жена говорит мужу: «Дорогой, когда дочка будет знакомить нас со своим женихом, не надо вставать на колени, целовать ему руки и кричать: «Спаситель ты наш!!!».

Я немного начала успокаиваться. Внутренняя дрожь поутихла. Наверное, я уже начинаю осознавать свой новый статус. И смиряться с ним.

ОСА

Продолжение следует.